Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара

Узнав о столь знатных гостях, Генрих VII пригласил их посетить Виндзор, но поскольку Хуана заболела, Филипп поехал один. Ему устроили королевский проезд по Лондону и приняли при дворе. История сохранила прелестное описание юной Екатерины Арагонской — ей тогда был двадцать один год. Мы узнаем, что, желая развлечь своего зятя однажды вечером, «моя леди принцесса Екатерина танцевала в испанском наряде с испанской дамой в качестве партнера». Хуана, выздоровев, прибыла в Виндзор несколькими днями позже, где сестры встретились. Некоторые фольклористы связывают этот визит Хуаны Безумной с очаровательным, но загадочным детским стишком:

Когда наконец они прибыли в Испанию, Филипп попытался отодвинуть жену на задний план как умственно неполноценную. Это не понравилось ни кастильцам, ни отцу Хуаны, Фердинанду Арагонскому, который все еще был жив: по завещанию Изабеллы он становился регентом в случае, если их дочь окажется неспособной к управлению страной. Через год пребывания в Испании Филипп Красивый внезапно скончался — возможно, от брюшного тифа, а может быть, и от яда, — и его смерть вызвала у Хуаны полное помутнение рассудка. В безумии она не позволяла похоронить тело мужа и запретила приближаться к нему другим женщинам. Она усадила труп на трон, одела в парчу и горностаевые меха, и после того, как его забальзамировали, отказалась отходить от гроба, который приходилось открывать каждую ночь, чтобы она могла поцеловать лицо мертвеца. В разгар зимы, когда снег лежал на равнинах Кастилии, она решила перевезти тело из Бургоса на юг, в Гранаду; однажды, остановившись на ночлег в монастыре и обнаружив, что тот женский, Хуана немедленно приказала вынести гроб из церкви в поле, где она и ее приближенные провели ночь под ветром и дождем. Что еще хуже, бедная женщина была беременна, и похоронная процессия задержалась в маленьком городке Торквемада, где вдова родила дочь. Двое ее великих сыновей: Карл, который стал Карлом I Испанским (и императором Карлом V), и Фердинанд, который унаследовал титул императора от брата, — были тогда детьми и оставались во Фландрии. Карлу было семь, а Фердинанду четыре года.

Несколько лет безумная королева скиталась по стране в сопровождении похоронных дрог с гробом мужа. Она путешествовала ночью, с закрытым лицом. Наконец ее отцу Фердинанду удалось убедить Хуану поехать в укрепленный замок Тордесильяс, все еще в компании трупа Филиппа — и этот замок стал ее тюрьмой на сорок семь лет. Хуана не покидала замка до самой смерти, пришедшей к ней в семьдесят шесть лет.

Такова была мать великого императора Карла V и бабушка Филиппа II. Когда умер Фердинанд, отец Хуаны, регентство над Испанией перешло к ее сыну Карлу, юноше шестнадцати лет, которого тогда еще не избрали императором. Он посетил мать в ее ужасной келье, где она проводила дни, скорчившись на полу, в лохмотьях, окруженная тарелками с несъеденной пищей. Почти до конца жизни Карла V, столь могущественного и прославленного в глазах мира, владыку большей части Европы и новых земель Америки, преследовало ужасное видение кельи, в которой его мать лежала на полу или бредила и буйствовала — как говорят, даже отказываясь от утешения религии. Безумную королеву Испании, словно Глэмисское чудовище [4] Легенда из фамильной истории английской королевы-матери — Елизаветы Бауз-Лион, дочери лорда и леди Глэмис. По легенде, в 1821 г. у лорда и леди Глэмис родился уродливый первенец — Томас Глэмис — и его всю жизнь продержали взаперти в тайных комнатах фамильного замка. , Карл показал сыну Филиппу, когда мальчик достаточно вырос, чтобы понять увиденное. Филипп заглянул к своей бабушке по пути в Ла-Корунью, куда ехал с великой торжественностью, чтобы отплыть в Англию для женитьбы на Марии Тюдор; в последний раз он видел прародительницу Габсбургов живой.

Когда Хуана умерла и Карл смог передать корону Испании Филиппу, он привел в действие план, который вынашивал годами. Хотя королю было только сорок пять лет, он преждевременно состарился, был почти беззубым и страдал от подагры и других недугов. Его мать умерла в апреле 1555 года, а в октябре Карл вызвал Филиппа из Лондона в Брюссель, чтобы тот смог принять участие в одном из наиболее драматических событий в европейской истории. В древнем дворце герцогов Брабантских, в зале, увешанном прекрасными гобеленами и охраняемом алебардщиками и лучниками гвардии, представители Нидерландов расположились полукругом перед возвышением с тремя креслами под балдахином. Потом появился император, опиравшийся на тросточку и на плечо Вильгельма, принца Оранского, затем Филипп, за которым следовали члены семьи и блестящее собрание кардиналов, послов, дворян и рыцарей ордена Золотого руна. Это был момент, исполненный великого чувства для всех, кто знал, что император решил отречься от престола и окончить свои дни в монастыре. Он произнес короткую, исполненную достоинства прощальную речь и умолял всех, кого обидел, его простить — он еще не закончил речь, а публика уже залилась слезами. Император также уронил слезу, и ему пришлось сесть и отдохнуть. Потом Карл снова поднялся и обратился к своему сыну Филиппу, вставшему перед ним на колени, с речью о прекрасном наследстве, которое юноша принимает, и обязал его «быть усердным защитником католической веры, а также закона и справедливости, которые являются оплотом империи». Император обнял сына перед всем собранием. Так в возрасте тридцати двух лет Филипп II стал самым могущественным монархом мира.

На следующий год император поселился в маленьком монастыре Сан-Херонимо де Юсте в Эстремадуре. Компанию ему составляли говорящий попугай и любимый кот, а развлечением служили настенные и карманные часы, которые Карл обожал чинить, и сад, где он выращивал цветы и овощи. Император отказался от всего, кроме еды. Врачи пытались его контролировать, но он, беззубый и дряхлый, продолжал поглощать пищу, которую не мог переварить. Подарки в виде разнообразных деликатесов текли со всех концов королевства, и верный камердинер в отчаянии смотрел, как к монастырю подъезжали длинные караваны мулов, «нагруженные, по сути, подагрой и желчью». Этот слуга, искренне преданный королю, хотя и считал ржанок безвредными, «заслонял своего господина от пирогов с угрями, как в иные дни бросался бы между императорской персоной и острием мавританского копья». Подагра столь изуродовала Карла, что он даже не в состоянии был открыть конверт, — человек, который когда-то разъезжал верхом по всей Европе, не мог теперь сидеть на пони. Личность такого масштаба, конечно, не может действительно уйти на покой, и его домик в Юсте стал мировой галереей шепотов и слухов. Но не надолго: однажды Карлу взбрело в голову прорепетировать собственные похороны. Одевшись в траур, он посетил торжественную заупокойную мессу — у алтаря стоял катафалк, церковь сияла огнями свечей. Днем Карл задумчиво удалился в свой маленький сад, где подхватил простуду, которая развилась в смертельную лихорадку. Требуя принести распятие жены, он отошел в мир иной с именем Иисуса на устах.