Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара

Испания в немыслимом долгу у Франции и Германии. Неважно, насколько тонко отделаны соборы или насколько испанскими они выглядят, но костяк их в основном французский, а деревянные retablos , заполненные раскрашенными и позолоченными фигурками — нигде больше нет такого их количества, — стали немецким вкладом в церковное искусство пятнадцатого века. Искусство вырезать красивые и словно живые фигурки из дерева процветало в Нюрнберге, где родился Хиль де Силоэ; и те, кто увидят его работу в Бургосе, согласятся, что ни более известные Фейт Штосс и Петер Фишер, ни Адам Краффт — все его соотечественники — не были для него образцами. Почти на двести лет Бургос стал магнитом для художников Германии. Собор начал расти с легкой руки немецкой королевы Испании, поэтому немецких архитекторов и ремесленников всегда принимали здесь радушно. Башни собора и фонарь — творение немецкого архитектора Ганса из Кёльна или Хуана де Колонья, прибывшего почти одновременно с Хилем де Силоэ, и, возможно, именно эти башни, столь непохожие на что-либо в Испании, придают первой встрече с Бургосом легкий тевтонский аромат.

Оба этих немца поселились в Испании и провели здесь всю жизнь. Они женились, у каждого родилось по сыну, которые выросли известными художниками — Диего де Силоэ и Симон де Колонья. Мистер Ситуэлл выдвигает интересную теорию, что Хиль и Хуан могли быть немецкими евреями; если так, говорит он, то «перед нами единственные значительные художники еврейского происхождения, появившиеся в Европе до XX века, а что касается Хиля де Силоэ — вероятно, он величайший художник в пластических искусствах, какого производила еврейская раса». Потому, возможно, есть особый смысл в том, что Хиль де Силоэ, создавая надгробие Хуана II и Изабеллы Португальской в монастыре Мирафлорес — это самая великолепная могила в Испании, а может, и в Европе, — положил в основу восьмиконечную звезду, которая, конечно же, является звездой Давида.

Если эти вдохновенные скульптуры — самая прекрасная деталь собора, то самая странная, несомненно, — чудотворная статуя Спасителя, известная как Бургосский Христос: она театрально подсвечена и занимает отдельную часовню. На темном фоне висит на кресте истощенная фигура в человеческий рост, обряженная, в соответствии с кастильским обычаем, в длинную юбку красного атласа. Насколько я смог разглядеть, руки и видимая часть тела анатомически совершенны, а на голове фигуры — парик из настоящих волос. Голова и шея могут двигаться, подвижны все суставы, и в прежние времена крестьяне верили, что ногти и волосы статуи отрастают и их приходится время от времени подстригать. Ризничий рассказал мне, что фигура сделана из бычьей кожи и на ощупь мягкая и гибкая. Он сказал, что прикасался к ней и словно ощутил под пальцами живую плоть. Также он поведал, что во время Реформации статую вытащил из моря близ Голландии испанский купец. Фигура выглядит как полированное дерево, и даже Форд считал, что она деревянная, — один из немногих случаев, когда ему изменила непогрешимость.

Но чтобы увидеть самый популярный предмет в соборе, нужно пройти в ризницу, где вам покажут высоко на стене, на железных скобах, окованный железом сундук Сида. Это знаменитый сундук, который Сид, говорят, наполнил песком, пребывая в особенно стесненных обстоятельствах, и заложил, под видом сундука с золотом, неким необычно доверчивым евреям — и, как непременно упоминают книги, выкупил, когда был в состоянии сделать это. Бургос, конечно же, город Сида.

«Песнь о Сиде» сочинил неизвестный менестрель примерно через сорок лет после смерти героя, когда были еще живы старики, которые могли помнить события, описанные в ней. Это короткая, меньше четырех тысяч строк поэма, но она сверкает подлинным блеском поэзии; и даже в переводе сила ее искренности такова, что человеку чудится, будто он стоит у окна замка, созерцая яркие сцены, населенные не напыщенными героями легенд, но обычными мужчинами и женщинами. Этот словесный гобелен из Байо — живая картина одиннадцатого века, правдивое и любовное изображение обычаев и мыслей людей, которые жили в Испании в те времена, когда Вильгельм Нормандский завоевывал Англию.

Это история о воителе, изгнанном своим королем: он уезжает вместе с вассалами строить себе могучей десницей новую жизнь. Мы впервые видим Сида, когда он покидает дом, уезжая в изгнание. Он горько рыдает и прощается с женой и дочерьми; он оглядывается вокруг и видит свой замок в беспорядке, сундуки открыты и пусты, на насестах нет соколов. Сид въезжает на улицы Бургоса в темноте. Они унылы и пустынны. Все жители наблюдают за ним из-за ставней, со слезами на глазах, ибо рискуют навлечь на себя королевский гнев, выйдя встретить того, кто лишился монаршей благосклонности. «Честной он вассал, — восклицает народ Бургоса, — да сеньором обижен!» [115] Здесь и далее перевод Ю. Корнеева. ; и жители посылают маленькую девочку рассказать воителю, почему они не решаются открыть ему двери. Сид уезжает из Кастилии. Все просто, искренне и естественно, словно сказка, рассказанная у камина. Здесь нет напыщенных слов и ложной героики. Даже когда Сид прощается со своей семьей, он просто чувствует, что расставание для него «горше, чем сдернуть ноготь с перста». Когда он слышит о тяжкой обиде, нанесенной его дочерям, воитель не кричит и не приходит в неистовство: «его ранили в сердце», и он «погрузился в раздумье, долго был нем». Он выезжает на встречу со своими врагами с сотней рыцарей за спиной и — прелестный штрих — подвязав длинную бороду, чтобы никто не мог нанести ему оскорбление, дернув за нее.

Народная фантазия сделала из Сида идеального испанца, совершенного guerrillero [116] Партизан ( исп .). , воплощение качеств, превыше всего ценимых испанцами: храбрости, трезвости, достоинства, щедрости, силы духа и, конечно же, христианского благочестия. Он был первым настоящим крестоносцем, хотя проповедь первого крестового похода начнется только через пятьдесят лет. Сид также отличался «прямодушной простотой величайших», по словам профессора Тренда, который добавляет интересную мысль: «Ближе всех к нему в наше время генерал Сматс».

Таков Сид из легенды. Был ли настоящий Сид столь благороден, вопрос спорный. Его звали Руй Диас де Бивар, и прозвище, под которым его знали равно и христиане, и арабы, происходит от арабского «сиди» — «господин». Он стяжал славу в темный период истории христианской Испании. Испанским арабам пришли на помощь свирепые берберы из Африки, которые пронеслись по стране, вселяя ужас в сердца христиан новым оружием los atambores , мавританским военным барабаном. Сид глубоко проник на вражескую территорию и сделал Валенсию христианской провинцией, став королем во всем, кроме именования. До сего дня Валенсия с гордостью называет себя «Валенсией Сида». Когда он умер в возрасте пятидесяти шести лет, его вдова Химена попыталась продолжить управление провинцией, но берберы были слишком сильны. Под прикрытием христианской армии, присланной из Кастилии, она и все христианское население Валенсии покинули город и бежали, взяв с собой останки Сида. В романах говорится, что мертвое тело посадили в седло и привязали — и при виде его мавры бежали в ужасе.