Еремей Парнов - Заговор против маршалов

Портрет молодого военачальника в краснозвездном шлеме висел у него в комнате на самом видном месте. Для Коли это была и память о восемнадцатом годе, и верность юношеским порывам. Он никогда не напоми­нал о своей причастности к легендарной судьбе. Именно в восемнадцатом Тухачевский вступил в партию. С бу­дущим поручителем — революционером Кулябко — его познакомил не кто иной, как он, Николай Сергеевич Жиляев.

Тайная гордость выливалась в благоговейное обожа­ние «демона революции». Неисправимый романтик по- своему понимал давнее, почти позабытое нынче сталин­ское высказывание.

Пока Михаил Николаевич находился в зарубежной поездке, Жиляев увлеченно копался в книгах. В «Исто­рии скрипок» Мозера и в «Кремоне» у Нидерхейтмана ему попалось на глаза упоминание о сделке дома Гвар­нери с одним венецианским негоциантом, поставлявшим альпийскую сосну.

Гипотеза ослепила, как театральный софит. Для пу­щей уверенности Николай Сергеевич разыскал крупного специалиста по лесосплаву. Через знакомого замнаркома добился приема и заставил себя выслушать. Специа­лист долго не мог понять, что от него требуется и какое вообще он имеет касательство к производству смычко­вых инструментов. Бурный темперамент Жиляева опре­деленно вызывал в нем скрытое противодействие. Одна только мысль, что на лесоповале, где полно заключен­ных, будут ставиться какие-то опыты, могла лишить душевного равновесия. Когда же в конце концов выясни­лось, что не требуется ни ответственных решений по от­расли, ни официальных заключений, ответработник поз­волил себе немного отмякнуть. Как человек просвещен­ный и не чуждый искусств, он с полным одобрением от­несся к новаторской идее по части вымачивания древеси­ны в соленой воде. И подтвердил, что она, древесина, действительно способна обрести совершенно иные каче­ства. Какие именно? Товарищу музыканту, конечно, виднее, он же лично не считает себя компетентным в во­просах акустики. Но сама мысль ему очень даже понра­вилась. Оперативная обработка сплавного леса — самое узкое место. Топляк и все такое... Из-за этого много пре­тензий. О том же, что свойства материала могут улуч­шиться — мореный дуб, например,— никто и слушать не желает. Короче говоря, ценная инициатива. Стоит работать в таком направлении.

Жиляев ушел окрыленным. В магазине на Кузнец­ком мосту он приобрел контурную карту Апеннинского полуострова, по которой школьники упражняются в ге­ографии, и нанес на нее предполагаемый маршрут от итальянских Альп до Кремоны.

Николай Сергеевич церемонно поцеловал руку Нине Евгеньевне, скинул галоши, повесил пальто и, предвку­шая торжество, направился прямо в кабинет.

— Вот! — он благоговейно опустил на стол сверну­тую в рулон карту.— Можешь забыть о грунтовке и ла­ках, Миша. Это был тупиковый путь.

— Возможно,— Тухачевский понял суть из телефон­ного разговора и не торопился с возражениями. Пусть Николай сперва изложит подробности.

— На этой схеме ты найдешь все, что нужно,— Жи­ляев развернул и разгладил свой свиток.— Тут были леса, где произрастали альпийские сосны,— он обвел мизинцем заштрихованный чернильным карандашом овал.— Может, они и теперь там растут, но это неваж­но... Отсюда бревна сплавлялись по горным речкам в ни­зину. Видишь стрелочки?

— Почему ты уверен, что именно сплавлялись?

— А как иначе можно вывезти лес? По железной до­роге, что ли?

— По льду, например, зимой.

— Ты это читал или нарочно так говоришь, чтобы сбить?

— Извини, Коля. Просто реплика по ходу. Пожалуй­ста, продолжай.

Жиляев умел рассказывать, фантазируя на лету. Взволнованно, ярко, с увлекательными подробностями. В университете города Падуя преподавал Галилей, морская вода излечивает дерево от грибка — не отли­чишь правду от вымысла. Скользя по извилистым кон­турам рек, он мотал головой, показывая, как вертятся в пенном потоке смолистые стволы и летят в вихре брызг в штормящее море.

— Черт знает сколько месяцев их будет болтать на гребнях Венецианской лагуны! — Коля поднимал заво­роженные глаза к потолочной лепнине и продолжал плести словесную ткань.— Рано или поздно отяжелев­шие, пропитанные морской солью бревна выволакивают баграми на берег; рано или поздно они попадут в Падую. Ах, какой это город! Капелла дель Арена, фрески Джот­то... Там их разделают, распилят на доски и благопо­лучно отправят на баржах в Кремону.

— Против течения?

— Разве?.. Пожалуй, ты прав! Значит, дождутся зи­мы, когда на реке По установится санный путь. Подроб­ности не имеют значения. Венецианская лагуна — все дело в ней! Когда пустоты между волокнами заполняют­ся рассолом, сосна приобретает чудесную особенность. Вот где разгадка тайны!

Он никогда не был в Италии и вообще за границей. Но с каким упоением произносил магические названия: «Венецианская лагуна», «Падуя», «река По»! Словно воочию видел торжественный ход груженых парусников мимо дивных аркад и переплеск зеленых волн на мра­морных плитах. Покачиваются черно-золотые гондолы, красавицы в масках перебегают по горбатому мостику через сонный канал. И все это не во времена оны — те­перь.

Слушать было легко и грустно.

В прихожей затренькал звонок: Ваня Кудрявцев, шофер.

— Спасибо, Коля, необыкновенно интересно! Твою

гипотезу обязательно нужно проверить,— Михаил Ни­колаевич незаметно взглянул на часы: Ваня прибыл ми­нута в минуту.

— Опять опыты? Скучно и долго.

— А как же иначе?.. Впрочем, знаешь что? Отправлю-ка я тебя, братец, в Щелково, на наш химический по­лигон! Они там собаку съели на всем, что касается де­рева. Поговори, посоветуйся...

— Думаешь, получится? — Жиляев машинально записал адрес полигона на обратной стороне карты.

— Должно получиться. Я им позвоню,— хлопнув се­бя по коленям, маршал встал, поправил портупейную пряжку.— Тебе куда?

— В филармонию.

— Тогда по коням. Я подвезу.

— Что там в Японии? — спросил Николай, громых­нув железной дверью лифта.— Это очень опасно для нас?

— Ты же читаешь газеты: военно-фашистский заго­вор. Вот и делай выводы. Конечно, опасно.

— Но мы начеку?

— Мы всегда начеку.

Сквозь стальную сетку шахты мелькали лестничные пролеты и окна: сумрак и свет.

Крупномасштабную карту демилитаризованной зо­ны первым вывесил у себя в ателье личный фотограф фюрера Гофман. На другой день она появилась в витри­нах дорогих магазинов Лейпцигерштрассе и Курфюрстендама. С часа на час ожидали официального заяв­ления.

В клубе для иностранных журналистов было не про­толкнуться. Особенно в баре, где вперемешку с корреспондентами толпились разговорчивые чиновники из ми­нистерства пропаганды и примелькавшиеся девицы. Прямо за столиками, уставленными пивными кружка­ми, набрасывались строки корреспонденций. Слухи схо­дились на том, что в Рейнскую область будет направлено не менее тридцати тысяч солдат, и каждому хотелось передать новости первым, благо телефоны и телетайпы работали до глубокой ночи. Рейхсминистр Геббельс, в чьем ведении находился клуб, позаботился, кажется, обо