Еремей Парнов - Заговор против маршалов

За разбором текстов, посещением картинных галерей и музеев чужая благополучная жизнь мелькала, словно кадры в кино. В том же ускоренном неправдоподоб­ном темпе летело время. Менялись разноязыкие вывес­ки и заголовки газет, но шумные, дышащие теплом устоявшегося веками быта города с их аляповато- пестрыми оркестрионами сливались в одну празднич­ную, бесконечно длинную улицу. Ослепляя на миг щемящей радостью, она уводила все дальше и дальше, летя мимо и мимо, исчезая навсегда за спиной. Как пролетавшие за окнами спальных вагонов крыши, теле­графные столбы, вылизанные садики и любовно ухо­женные нивы. И некогда обернуться, и даже помыслить об остановке нельзя. Обилие впечатлений заволакивало уязвленную память туманным обманчивым флером.

После короткого пребывания в Берлине делегация выехала в Вену, затем в Копенгаген, где хранилась большая часть предложенного к продаже архива, по­том — в изрезанный каналами Амстердам, поразивший Николая Ивановича, страстного собирателя, беспример­ной коллекцией бабочек, и наконец, для окончательного завершения сделки — в Париж.

Бухарин полагал, что им, по крайней мере ему лично, ибо выехал с зеленым диппаспортом, предложат, как это было в Берлине, остановиться в полпредстве. Од­нако встречавший на вокзале советник сообщил, что для делегации заказаны номера в отеле «Лютеция».

— Так вам будет удобнее,— объяснил он, сослав­шись на указание полпреда,— потому что переговоры состоятся там же, так сказать, по месту жительства. Иначе бы пришлось допустить всю эту меньшевистскую свору к нам в полпредство, а это, как вы понимаете, не совсем желательно.

Жить в совколонии было бы, конечно, куда предпо­чтительнее. Хотя бы из-за связи с Москвой. И вообще, что мешает приезжать в гостиницу, раз уж она избрана для деловых встреч, на автомобиле? Мог же Суриц приставить к нему обходительного Диму Бухарцева, собкора «Известий», с которым они объездили чуть ли не весь Берлин? Очевидно, у Потемкина были свои резоны. Поэтому Бухарин воздержался от замечаний, хотя и счел уместным проявить молчаливое недоволь­ство. Не поблагодарил, как водится, за хлопоты.

Почувствовав его настроение, а скорее всего зная нечто, для Николая Ивановича вовсе не предназначен­ное, советник поспешил упредить возможные вопросы.

— Владимир Петрович просил передать самый теп­лый привет. Он собирался встретить вас лично, но вы даже представить себе не можете, сколько у нас сейчас работы! Больно горячая пора. Думали, проводим наших военных и малость переведем дух, но не тут-то было. Самая запарка и началась. Мы не жалуемся. Наобо­рот. Такую махину с места сдвинули. Трудно переоце­нить с политической точки зрения. Уж вы-то пони­маете!

Бухарин, разумеется, понимал всю значимость во­шедшего в законную силу франко-советского договора. Посольство и сам Потемкин конечно же сыграли тут определенную роль. Но за несколько чрезмерной многословностью дипломата проскальзывал и затаенный намек на некое различие между уровнем этой, почему-то во главе с Адоратским, делегации и той, воен­ной, возглавляемой заместителем наркома. Вернее, не уровнем — как редактор «Известий», кандидат в члены ЦК и член ЦИК он ничем не уступал Тухачевскому — политической значимостью. С одной стороны, жизнен­но важный для страны договор, с другой — архивы, пусть даже самого Карла Маркса.

Укорив себя за мнительность, Николай Иванович поспешил прогнать неприятные мысли. Коба поручил ему приобрести для партии исторические документы, которые могут попасть в лапы гитлеровцев, и он знает, насколько важна эта миссия для международного коммунистического движения. А Потемкин может ду­мать, что хочет. Действительно ли он так безумно занят или же увиливает по каким-то неизвестным причи­нам — не столь уж и важно. Глупо портить из-за этого себе кровь.

Приспустив боковое стекло, Николай Иванович жадно втянул тугую благоухающую глицинией струю.

Бульвары Сен-Жермен и Распай пестрели наряд­ными маркизами. Художники, склонясь к мольбертам, ловили чарующие оттенки просквоженной солнцем листвы. Со дня на день могли зацвести каштаны. Неж­но, как у Синьяка, по лазоревой сизой россыпи вспы­хивали точки медвяной зелени. Хоть сейчас садись за этюд.

— А вон и ваша гостиница виднеется,— указал советник.— Напротив сквера Бусико. В самом центре и, главное, комнаты рядом. Вам будет здесь очень уютно.

— В семнадцатом дрались за Советскую власть в Москве,— Бухарин повернулся к сидевшему рядом Аросеву.— Теперь повоюем в Лютеции за наследие Маркса?.. Это римляне, что ли, так называли Париж?

— Паризии,— мимолетно улыбнулся Аросев.— Они жили где-то около нынешнего Ситэ. С третьего века город уже назывался Паризией... Какая прелесть! — просиял он, увидев на окнах золотые геральдические кораблики.— Вот мы и прибыли.

Прислуга в голубых форменных курточках занялась багажом. Адоратский по обыкновению поспешно под­нялся в номер.

— И чего он вечно торопится?

Заметив, что Бухарин первым делом схватился за свертки с книгами, Аросев вызвался помочь. В самый последний момент, уже в комнатах, шпагат лопнул, и тяжелые тома в лакированных скользких супероб­ложках рассыпались по полу.

— Веревка и та протестует против мракобесия,— пошутил Бухарин.

— Рихтхофен, Ратцель,— ползая на коленях, Аро­сев не без труда разбирал порядком забытый готический шрифт.— Sibirien als Zukunftsland der Industrie [12] Сибирь, как будущее промышленности (нем.). . Зачем вам эта фашистская отрава, Николай Иванович?

— Что, недурная добыча?.. Мы с Димой всю Фридрихштрассе обшарили. Вернусь домой, непременно засяду за книгу. Давно пора дать бой нацистской геополитике.

— Лично я тут не особо силен,— признался Аросев.

— Непростая материя, должен сказать. Но на ней, вкупе с расистским бредом и социальной демагогией, держится вся гитлеровская идеология. Явление, впро­чем, намного шире, чем полагают иные горе-теоретики.

— Даже так? — заинтересовался Аросев.

Вместо того чтобы переодеться к обеду и немного перевести дух, Николай Иванович с присущим ему ораторским мастерством обрушился на Хаусхофера и всю его школу.

— Людям, как мы знаем, иногда случалось гово­рить прозой, не имея ни малейшего понятия о том, что это такое. Сие относится не только к персонажам Мольера, но и к профессиональным политикам. Нынче в капиталистической прессе разразилась настоящая эпидемия дискуссий в поисках объяснения внутрен­него механизма агрессии. При этом называют естест­венные факторы — территории, источники сырья, рост населения. Причем в полном отрыве от общественно- исторической формации и политической надстройки.

— Ну, этим грешат не только немцы,— как человек увлекающийся и широко образованный, Аросев быстро ухватил суть и обнаружил свою, оригинальную точку зрения на предмет. Еще в эмиграции, учась в Льеже, он немного соприкоснулся с новейшей философией. В памяти всплывали, казалось бы, напрочь забытые сведения.— Англичане, помнится, тоже склонны порас­суждать насчет «имущих и неимущих». Это с их-то колониями.