Василий Балябин - Забайкальцы, книга 2

«И покажут, — думал про них Фрол, медленно проходя вдоль линии окопов. — Славные ребята, боевые: и союз молодежный создали, и даже газету свою… как же она называется? Да, „Возрождение“, молодцы! Вот название-то у них какое-то очень уж длинное: Читинский трудовой левосоциалистический союз молодежи… не то, не то. Ну, да дело не в названии!»

Фрол остановился на пригорке около пулемета, к зеленому щитку которого прилег матрос в лихо сдвинутой на затылок бескозырке и полосатой тельняшке. Вскинув к глазам бинокль, Фрол долго рассматривал город и его окрестности. Отсюда ему хорошо было видно и пригород — Читу-первую, и зеленые луковицы куполов собора, и окраину города — Кузнечные ряды, и голубое плесо озера Кенон. А там далеко простерлась к югу широкая равнина, и за нею линия сопок, покрытых лесом. Там, наверное, накапливаются сейчас, готовятся к нападению сотни мятежных казаков, устоит ли против них Кларк?

Бу-у-ум! — раздался тяжкий удар тысячепудового соборного колокола, гулкое эхо его несколько раз отозвалось в окрестных сопках и еще не замерло вдали, как медный богатырь загудел во второй, в третий раз. Соборному великану ответили другие колокольни, и, когда ударили, зазвонили во все колокола, из церквей повалил народ, начался крестный ход. Красногвардейцы в ложементах задвигались, зачакали затворами винтовок. Фрол предупредил: «Стрелять сначала вверх, для острастки, и только после моей команды: „Прямо по мятежникам!“— бить по цели».

Как и предполагалось, крестный ход из собора направился вверх по Александровской улице, в сторону арсенала. Впереди священнослужители в блестящих ризах, по бокам их, во всю ширину улицы, горожане, с большими и малыми иконами в руках, а позади далеко растянулась толпа. Медленно, величественно движется процессия. Торжественно звучат молитвенные напевы псалмов, их хором подхватывают многие голоса. Ослепительно блестят золотые одежды служителей церкви, дорогие оклады дарственных икон, над головами переднего ряда богомольцев мерно колышутся малиновые, шитые золотом хоругви. И от всего этого шествия веет миром и благочестием.

И вдруг, заглушая шум и протяжное пение богомольцев, издалека, с южной окраины города, донеслась ружейная пальба.

— Начало-ось! Держитесь, товарищи! — крикнул своим бойцам Фрол, пристраиваясь за песчаным холмом, вынимая из кобуры наган. — Аргунцы уже вступили в бой.

Стрельба все усиливалась и уже перекинулась на вокзальную площадь, короткими очередями начал бить пулемет где-то левее Атаманской площади.

Словно невидимым бичом хлестнуло по богомольцам. Толпа их заколыхалась, задвигалась. Старики, услыхав стрельбу, крестясь, поворачивали обратно, другие, что помоложе, наоборот, пробирались в передние ряды, и стало видно, как подвижной, черноусый человек в защитной гимнастерке, жестикулируя, распоряжается всеми. Он, очевидно, заметил опасность, а потому так и сыпал приказами направо и налево. Черноусого все слушались, колонна пошла быстрее, и вот, когда до нее осталось не более сотни шагов, Фрол вскочил на ноги, выпрямился во весь свой богатырский рост.

— Назад! — рявкнул он, перекрывая басистым голосом шум толпы и, оглянувшись на своих, взмахнул наганом. — Рота-а-а… пли!

Торопливо и неровно грохнул залп. Богомольцы опешили, попятились, заметались, сшибаясь друг с другом. Те же, кому удалось выбраться из этой толчеи, кинулись наубег, многие с иконами под мышкой. Многолюдная колонна таяла, редела на глазах, но те, что остались, повинуясь приказам черноусого, рассыпались цепью. Они залегли за буграми, неровностями почвы, открыли по красногвардейцам ответный огонь из пистолетов и откуда-то появившихся у них винтовок.

Тиу-у-у-у… тиу-у-у… фьють… — коротко, резко стали высвистывать пули над окопами красногвардейцев, и не одна из них упилась горячей кровью красных бойцов. На приклад своей винтовки уронил седоусый шахтер простреленную голову, притих навсегда. Обеими руками схватился за правый бок и со стоном повалился на окровавленный песок тяжело раненный Николай Зеленский. Прошило пулей левую руку и Фролу. Скрипнув зубами от боли, он, чтобы унять кровь, перехватил здоровой рукой раненую, напрягая голос, скомандовал:

— Рота-а-а… прямо по бандитам… пли!

Залп, второй, третий. Из мятежников первым клюнул песок носом, расстался с жизнью черноусый. Рядом с ним навзничь повалился бородач в плисовой поддевке и долго еще стонал, двигал ногами в новых сапогах. И еще два или три беляка поплатились жизнью за бунтарство. Остальных прижало залпами к земле. Пули красногвардейцев находили их и тут, длинными строчками из пулемета начал прошивать бунтовщиков матрос в тельняшке. Мятежники не выдержали, кинулись врассыпную, они бежали, пригибаясь и где только можно перескакивая через заборы. За ними, со штыками наперевес и стреляя на ходу, рванулись красногвардейцы.

Человек десять своих Фрол успел задержать. Приказав им отнести в госпиталь раненых, снести в одно место убитых, сам он с помощью матроса-пулеметчика стал забинтовывать себе раненую руку.

Бой закончился, постепенно затихла стрельба. На улицах начали появляться горожане, раненых и убитых стали подбирать санитары, милиция и мобилизованные извозчики.

После боя Фрол решил побывать у жены своей Зины, с которой не виделся он больше месяца. Ехал он на лошади штабного казака, а в ушах его все еще звенел взволнованно-радостный голос Ивана Бутина, с которым он только что виделся в зале заседаний областного Совета.

— Победа, полная победа! — радостно восклицал Бутин. — Разгромили беляков наголову, многих побили, человек тридцать взяли живьем, в том числе и самого Вихрова. Судить будем их сегодня же!

Фрол не остался на заседании областного Совета, сославшись на то, что он голоден со вчерашнего вечера и надо перебинтовать раненую руку. Бутин не стал его удерживать, а только настоял, чтобы он взял с собой двух казаков для охраны.

Зина, жена Фрола, жила в Кузнечных рядах, у матери своей, вдовы мелкого торговца овощами, Таисии Марковны. С Фролом познакомилась на фронте, где работала медицинской сестрой в полевом казачьем госпитале. Старуха Марковна, много лет мечтавшая о счастливом браке дочери, ужаснулась, когда узнала, что Зина вышла замуж за большевика.

Напрасно Зина пыталась разуверить мать, что большевики вовсе не такие, какими их расписывает купец Гордей Филиппович, старуха и слушать не хотела. Несколько успокоилась Марковна, увидев зятя воочию и познакомившись с ним, когда Фрол на один день приезжал в Читу, ненадолго забежал к Зине.

— Кажись, и верно, ничего зять-то, вроде уважительный, — рассуждала Марковна после ухода Фрола. — Только чего же это он забежал-то на одну минутку?