Рихард Дюбель - Хранители Кодекса Люцифера

– Кто поднял тревогу?

– Деревенский староста. Родители прождали дочь два дня, а затем собрали полдеревни, чтобы им помогли в поисках. Вот так они ее и нашли. – Мужчина указал на облаченную в серую одежду фигуру, которую Альбрехт до этого момента не замечал. Это был пожилой мужчина с морщинистым от многолетних лишений лицом. Он был бледен как мел. Альбрехт коротко кивнул ему. Староста робко приблизился к министру.

– Что здесь произошло, добрый человек? – спросил Альбрехт и порылся в кошельке в поисках монетки. Он нащупал одну, понял, что мелочью ее не назовешь, нашел другую и небрежно бросил ее старосте. Монета упала в снег. Альбрехт почувствовал, как его лицо заливает краска. – Это сделал один из молодых людей вашей деревни?

– Это сделал дьявол, – бесцветным голосом произнес староста.

– Чепуха, – заявил Альбрехт, у которого волосы на затылке встали дыбом. Он невольно бросил взгляд через плечо. Староста ничего не ответил.

– Как такая глупость пришла тебе в голову? – спросил его Альбрехт.

– Он выжег на ней свой знак. – Голос старосты звучал настолько слабо, что Альбрехт невольно откашлялся, будто это у него были проблемы с горлом.

– Повсюду, – добавил мужчина, стоящий рядом с Альбрехтом, но то, что должно было прозвучать цинично, на самом деле прозвучало потрясенно.

– И как выглядит знак дьявола? – поинтересовался Альбрехт, как ему показалось, с некоторой долей иронии.

Староста отошел в сторону и сделал приглашающий жест рукой в направлении трупа.

– Достаточно просто описать его, – поспешно заявил Альбрехт.

Староста поднял руку и скрючил пальцы, и министр отшатнулся, не в силах сохранять спокойствие.

– Также можно было бы сказать, – пробормотал мужчина рядом с Альбрехтом, – что кузнец взял кусок железа и придал ему форму дьявольской лапы, а затем использовал его как тавро. Отпечатки покрывают каждый квадратный дюйм ее тела.

Альбрехт нервно сглотнул, так как у него возникло ощущение, что оставшаяся от обеда пища в его желудке снова просится на волю.

– Это был дьявол, – убежденно произнес деревенский староста. – Ее схватил дьявол. А затем он затрахал ее до смерти.

– ЧТО?!

– Ожоги у нее в… – начал мужчина.

– Не надо деталей, – выдавил Альбрехт. Он повернулся к старосте. – Спасибо, добрый человек.

– Но дьявол вовсе не из ада поднялся к нам! – каркнул староста. Он взмахнул рукой. Лицо его превратилось в гримасу ненависти. – Он пришел из постели ведьмы.

– Да, да, – поспешно произнес Альбрехт, не поверив ему. – Достаточно. Мотай отсюда.

– Вон оттуда, – добавил староста деревни и, вытянув руку, сложил пальцами знак от дурного глаза.

Альбрехт только плечами пожал. Староста опустил руку, окинул его горящим взором и отвернулся. После секундного раздумья он наклонился, вытащил монету из снега и сунул ее за пояс. Затем, тяжело ступая, он удалился.

– Что там находится? – спросил Альбрехт.

Мужчина рядом повернул голову в сторону, в которую указывал староста.

– Огромный лес, – ответил он. Альбрехту показалось, что после этих слов он сделал небольшую паузу. – И замок Пермштейн.

Альбрехт поднял одну бровь.

– Дьявол родом из Пернштейна? – недоверчиво переспросил он. – И там якобы живет ведьма?

– Ходят тут слухи, уже месяца два примерно, – пояснил мужчина, – Обычная деревенская болтовня, если хотите знать мое мнение.

– Я всегда с радостью выслушаю ваше мнение, мой дорогой, – произнес Альбрехт и стал лихорадочно шарить в памяти, пытаясь установить, какое звание у стоящего рядом с ним человека и как его, черт побери, зовут. Но поиски оказались напрасны. – Мой дорогой… э… дорогой мой!..

– Зигмунд фон Дитрихштейн, – подсказал Альбрехту его собеседник. А, чтоб его! Казначей земли Моравия! Альбрехт смутно вспомнил, что этот человек уже несколько месяцев ожидает приема у министра. Дитрихштейну тем временем хватило учтивости не затягивать до бесконечности паузу, последовавшую за тем, как он представился, а продолжить. – А вы знаете, что означает название Пернштейн? – спросил он.

– Разумеется, – машинально ответил Альбрехт. – А вы можете пояснить?

Дитрихштейн развел руками. У Альбрехта возникло неприятное чувство, что его маленькую уловку разгадали в одно мгновение.

– Я здесь родился, – пояснил казначей. – Старому Вильгельму фон Пернштейну принадлежала половина земли, пока его сын Вратислав не потратил все деньги на искусство. Пятьдесят лет тому назад треть жителей Моравии состояла на службе у семейства Пернштейн, а две трети были должны старому Вильгельму. Но после правления Братислава все, что у лих осталось, это их родовое гнездо. Это просто чудовище, а не замок. Он огромен, стены его как скалы, он неприступен и со всех сторон окружен лесом и мраком.

В сознание Альбрехта проник лишь тот факт, что удача отвернулась от семейства Пернштейнов.

– Давайте ее оттуда выкурим, – неуверенно предложил он. – Нельзя же терпеть, чтобы в нашем маркграфстве распространялись слухи о ведьмах и дьяволе, не правда ли, Мой дорогой Дитрихсбург?

– Дитрихштейн, – поправил министра казначей. – Что вы подразумеваете под словом «выкурить»?

Альбрехт ударил кулаком по раскрытой ладони.

– Ха! – выкрикнул он, и его неприятно кольнуло, что все вздрогнули, а плачущий отец несчастной жертвы даже обернулся. – Ха! Мы вытащим ее из этого здания за уши, эту завшивевшую нищенку, и сожжем пару служанок, которые похожи на ведьм. Вот как надо поступить, мой дорогой Дитрихсбург.

– Во-первых, – произнес Дитрихштейн с таким видом, будто он с радостью ухватился бы за что-нибудь покрепче, чтобы не дать себе наброситься на главу правительства земли, – Пернштейн невозможно захватить, даже имея в своем распоряжении тысячу солдат и даже в разгар лета. А у вас, кстати, нет тысячи солдат, да и не лето сейчас…

– Тогда мы дождемся лета, а до тех пор станем вешать каждого крестьянина, которому вздумается болтать о ведьмах, – перебил его Альбрехт и пристально посмотрел в ту сторону, куда незадолго до этого удалился староста деревни. – И начнем мы вон с того.

– Во-вторых, – невозмутимо продолжил Дитрихштейн и сунул Альбрехту под нос два дрожащих пальца, – ваши предшественники и здравый смысл местных жителей последнюю сотню лет умели не дать жировать доминиканскому отребью и сжигать на костре по полдюжины старых женщин и молодых девушек в каждой второй деревне. Так что не пытайтесь даже произносить слово «ведовство», господин фон Седльницкий, чтобы оправдать какое-либо свое действие иначе вы откроете дорогу безумию. – Дитрихштейн ткнул пальцем в сторону изувеченного трупа и добавил: – В противном случае вам придется вспоминать зрелище, которое вы увидели вон там, как нечто благотворное, потому что наполовину обуглившаяся, кричащая в агонии жертва, горящая на столбе, выглядит бесконечно ужаснее!