Георгий Соловьев - Отец

— Сергей Антонович, — перебила Соколова Валя Быкова. — А что, если в последние часы смены по физминутке проводить? Научно рекомендуется. На других заводах так и делается. В целях борьбы с усталостью от однообразного труда?

— Видите, мы еще на одно полезное предложение разбогатели, — одобрил Валю Соколов. — И еще угроза одного обстоятельства существует, очень серьезного, которому никак нельзя поддаваться: простои по не зависящим от нас причинам. Это очень оскорбительное явление для рабочего человека. Такие обиды расхолаживают. Тут мы должны тех, кто нас работой не обеспечивает, преследовать судом общественного мнения, как расхитителей нашего трудового времени. Выходит дело, в общем и целом мы берем на себя большие моральные обязательства. А выразиться они на первый раз должны в выполнении всей бригадой июньского задания на три дня раньше срока. Если возьмем на себя такое обязательство, так должны его принять только единодушно. Иначе мы зря бьем баклуши… Как ты думаешь, воспитанник Советской Армии? Можешь любой длины речь сейчас произнести?

«Воспитанник армии», на которого посмотрел Соколов, вскочил и вытянулся так, словно от него потребовал ответа большой воинский начальник.

— Я рабочий молодой еще, — заговорил он. — Но известное дело: военная служба требует от человека дисциплины и старательности… Тут говорили про напряжение в труде, чтобы работать у станка по-волевому. А вот я позволю себе для сравнения такой пример: часовой у знамени. Это значит, по стойке смирно по два часа четыре раза в сутки надо на почетном посту выстоять! Вообще за службу узнаешь, какой он есть — солдатский пот. Двадцать поощрений у меня было за службу. А кому они нужны, эти мои поощрения, здесь? Они только мне нужны, чтобы я помнил о них и был бы и в труде не хуже. Так я хочу сказать вам, товарищи, что задачу, которую нам ставит бригадир, я принимаю к исполнению вполне сознательно и буду ее выполнять. Хочу тоже предложение внести: считаю, что можно уменьшить в диаметре оправу некоторых шлифовальных кругов. Что получается? — Оратор, забыв о строевой выправке, которой он, несомненно, хотел щегольнуть, круто взмахнул перед собой рукой. — Абразивный диск срабатывается до оправки. А если бы оправку сделать поменьше, то диск, значит, послужил бы дольше. Это сэкономит время, потому что одним диском больше колец отшлифуешь. Как, товарищ бригадир, правильно я думаю?

— Дело говоришь, — ответил Соколов. — Ну, еще что у кого?

Выступления пошли одно за другим!

Бригада сказала свое слово, которого ждал мастер Соколов. Был разговор о потерях времени и труда на очистку многоведерных ванн у станков, которые таскали в руках. Дело это для девушек было особенно тяжелым. А чего проще устроить как бы канализацию прямо от станков? Было внесено предложение, чтобы при пересменках станки не останавливались, когда рабочие меняются. Такие предложения перемежались с пожеланиями, будто бы далекими от главного устремления бригады. «Нянечка» Елизавета Андреевна, появившаяся в красном уголке в середине собрания, предложила завести в цехе цветы, большие, как деревья, вроде фикусов, чтобы цех был похож на большой, красивый зал. Одна молодая работница вспомнила статью Александра Николаевича в заводской газете и предложила на пятиминутках, хоть раз в месяц, сообщать, как в семьях бригады воспитываются и учатся дети. Неважно, что в бригаде все больше бездетная молодежь, но у них есть младшие братья и сестры, потом и свои дети будут, так пусть вникают в вопросы воспитания. Ну, и Леониду Ползунову пришлось заявить, что из бригады он не уйдет, и уж если такое дело, то и он не подведет товарищей.

Соколов ничего не записывал, он лишь одобрительно кивал головой да переглядывался с дядей Васей, как бы говоря: «Мотай и ты на ус». Жене казалось, что сойди Соколов с трибуны, сядь кто-нибудь за стол рядом с дядей Васей и примись строчить протокол — и собрание пойдет иначе. Соколов не нарочно повел так собрание. В бригаде не любили сугубую официальность, а бумаге просто не верили. Тут воспитывалось доверие к обычному слову.

Слушая собрание, Женя отметила, что люди совершенно по-деловому говорят о красоте в труде, во взаимоотношениях людей. «Да ведь они все начинают стремиться к настоящей гармонии в жизни, они уже ищут ее. А Соколов больше всех их стремится и знает лучше, к чему он стремится. И Марина тоже…» Марина теперь сидела в профиль к Жене; косынка лежала на ее плече, и Марина обмахивалась время от времени ее кончиком, но делала это машинально: она была увлечена собранием и на Соколова смотрела лишь тогда, когда он вставлял свое слово в общую беседу. «Да, она теперь единомышленница Соколова. И вся бригада — единомышленники. Как же он, Сергей Антонович, достиг этого? — спрашивала себя Женя, переводя взгляд на бригадира. — Да ведь он тоже истый коммунист!»

— Ай да молодцы мы: на собрании пять минут сэкономили. Начало хорошее, — пошутил Соколов. — У нас сегодня присутствуют представители нашей заводской прессы. Почуяли, что мы большое для себя дело затеваем. Может, и напишут про нас: это в их власти. Да особенного ничего мы не собираемся сделать. Задачи, поставленные Двадцатым съездом, всему народу по душе, а потому и мы — как все. Попросим нас не поднимать, как говорят, на щит славы за наши намерения. А про то, чего наши люди уже достигли, про то — пожалуйста, да тоже этак поскромней. А сейчас к станкам.

Бригада разом поднялась, грохоча по каменному полу стульями. Надевая на ходу халаты, все пошли из красного уголка; все они теперь были светло-синими: спецовки скрыли цветные платья девушек и рубашки парней.

К Жене легкой походкой подошла Марина.

— Ой, Женька, смотри у меня не напиши, что я тут говорила, — сказала она, накрывая голову косынкой. — Говорить такие слова я еще пока между своими только могу. — Она протянула Жене руки. — Завяжи-ка рукава. — Марина вдруг заметила, что Отнякин внимательно смотрит на нее и хочет что-то сказать, но послышался грозный голос «нянечки»:

— Стулья-то разворошили! Кто за вас порядок наведет?

И Отнякин смутился, увидев, какое безобразие натворил и он своими ногами. Валя Быкова догнала в проходе Леньку Ползунова, что-то сказала ему, и они принялись ровнять ряды стульев. Тихон Тихонович стал им помогать.

Соколов и дядя Вася прошли мимо. Соколов кивнул Отнякину, как бы здороваясь, но не остановился.

Зной под вечер даже усилился. Солнце перебралось через крышу корпуса цеха, и всю тополевую аллею заливал теперь солнечный свет; ветер стал настолько горячим и сухим, что перехватывало дыхание.

— Эх, опять Артемово геройство прахом пойдет, — сказала страдальчески Вика, едва выйдя из цеха. — И сам писем не шлет, и в газете только одна заметочка про совхоз была: отсеялись и черный пар пашут, а о нем ни слова. — Вика торопливо перешла аллею и асфальтовую, размякшую на солнце дорогу, за которой ее манили шумящие деревья заводского парка, разбитого лет десять назад и уже довольно тенистого.