Георгий Соловьев - Отец

— …Нет, нет, побегу сначала умываться, а уж потом к вам чаевничать, — вскрикнула Женя, и слышно было, как она хлопнула дверью.

Как ни хотелось Варваре Константиновне «завести» Александра Николаевича на длинный разговор, но, услыхав шум в прихожей, она настороженно примолкла: пуще того разговора она ждала приезда Марины и ее рассказа о внуках.

Марина вошла в комнату босиком, с пунцовым лицом, вконец истомленная жарой. Вслед за ней вернулся Артем и встал у двери.

— Ох и езда! Трамваи битком. Куда только люди едут, — сказала Марина расслабленно, развязывая шелковую косыночку и опускаясь на диван.

Откинувшись на спинку дивана, раскинув руки, вытянув ноги со следами ремешков туфель и дыша полуоткрытым ртом, Марина чуток передохнула, а потом рассказала, что ребятня чувствует себя на даче преотлично.

Лидочка не спрашивала про письма от матери и отца, а мальчишки — и Алешка, и Вовка Соколов — просто рыцари Лидкины. Словом, компания у них дружная.

Хотя Марина и Женя приехали в лагерь сразу после завтрака, дети мигом съели все гостинцы, но это не значит, что их плохо кормят. Пришлось и нагоняй им дать: воспитательница пожаловалась, что на пруд убегают, а пруд тот нечистый, коряг полно.

При этом сообщении Варвара Константиновна охнула и изменилась в лице.

— Больше не пойдут, — успокоила ее Марина. — Слово дали быть послушными. — Марина обратилась к Артему. — И к Танечке заходили. Тоже хорошо ей. Велела маме и папе сто поцелуев передать, а кому по скольку, не сказала, так что делите с Викой сами, как знаете.

Марина примолкла. Рассказав о главном, она припоминала подробности встречи с детьми. Тут и вбежала Женя Балакова.

— Я окончательно выхожу в люди! — воскликнула она, размахивая газетой.

Она, наверное, так и не умылась: ее лицо было потно, глаза будто повлажнели от жары, но вся она торжествовала.

— Начала читать и побоялась. Страшно, понимаете ли, читать свое. Ведь областная газета напечатала. Про вашу бригаду, Марина. — Женя положила ей на колени газету. — Прочитай ты вслух. Сама не могу. Ведь что получилось: Тихон Отнякин отдал эту статью сам в редакцию, а они взяли и сразу напечатали. Слово в слово, как я сама написала. — Женя села к столу и, подперев щеки кулаками, уставилась на Марину тревожными глазами. — Ну, читай же.

— Ой, Женька, да у меня духу не хватит. Гляди-ка, ведь целых полтора подвала, — ответила Марина и, развернув газету, прочла: — «Душевная сила» — это так называется, автор — Евгения Балакова. — Марина сделала нарочито удивленное лицо. — Это действительно ты, значит, Женя? Тогда читаем: «Все то прекрасное, новое, что каждый день приходит в наш мир ежедневно, ежечасно, создается нашим трудом. Если вникнуть в жизнь и труд бригады подшипниковцев, которой руководит Сергей Антонович Соколов, то можно убедиться, что ее труд устремляется в будущее», — это вступление Марина прочитала с нарочитой пафосностью, но, словно поняв, что шутливый тон ее не к месту, продолжала читать уже серьезно.

Светлое чувство к людям бригады Соколова, родившееся у Жени на собрании, было столь сильным, что и без совета Тихона Отнякина Женя села бы к столу с листом чистой бумаги. Но если бы требовалось только описать собрание, — задача была бы легкой. Нужно было осмыслить безусловно что-то новое для Жени, что было какой-то новой высотой в ее газетной работе, которую нужно было взять. Женя, то раздумывая, то пытаясь записать свои мысли, просидела за столом до рассвета. И просидела впустую. Даже Соколов, хотя она описала его вплоть до его пегой брови, получился какой-то приторный. Она писала так, как привыкла писать, а так писать было уже нельзя.

«Аллилуйщина, аллилуйщина, — думала со стыдом Женя. — Это и в самом деле оскорбительно для тех, о ком пишем».

Изверившаяся той ночью в себе, расстроенная Женя вздремнула немного и вовремя вышла на работу. Отнякину она сказала, что с очерком у нее не получается и не получится.

— А много ли бумаги испортили?

— Листов пятнадцать.

— Можно бы и больше, но и так — почти нормально. Уверяю вас, теперь получится.

Женя занялась своими обычными делами, которые ей показались в тот день легкими. Но, что бы она ни делала, она думала о бригаде Соколова. И ноги будто сами принесли ее в цех мелких серий к концу смены.

Пересменка рабочих произошла, как всегда: одни ушли, другие встали на их места, и станки продолжали жужжать моторами, искрить и шипеть абразивными кругами.

А Соколов сказал Жене:

— Сегодня у нас генеральная проба сил по всему фронту. После смены на пятиминутке точные обязательства возьмем, — он похлопал себя по нагрудному карману блузы, где — надо было так понимать Соколова — уже лежали записанные на бумаге эти самые точные обязательства бригады.

И Женя вдруг «заболела» работой бригады. Она была на собрании, знала, какие задачи поставило перед собой одно из подразделений огромного коллектива завода, поэтому работа каждого рабочего сделалась для нее не обыденной, а наполненной большим смыслом; Женя наблюдала в действии товарищеский сговор бригады.

Марина, когда Соколов подводил к ее станку какую-либо работницу, особенно отчетливыми движениями с ободряющей улыбкой показывала, как она работает. Соколов также учил работниц, как лучше пользоваться мерительным инструментом. Дядя Вася работал с явным удовольствием; он встречал в людях отклик на его готовность учить их подналадке. То формальное отношение к станку, когда люди считали себя обязанными лишь крутить ручки, пока станок в исправности, и отходить в сторону и равнодушно ждать порой по горло занятого наладчика, исчезало в бригаде. Как раз через два часа после начала смены Ленька Ползунов закончил шлифовку партии колец; надо было переналаживать станок на другой тип, и Ленька помогал наладчику. Дядя Вася похвалил Леньку за сообразительность, и парнишка засиял. Кепочка-короткокозырка, придававшая раньше Леньке хулиганский вид, сегодня совсем не портила воодушевленную физиономию.

Валя Быкова и Миля Уткина, шлифовавшие разные детали, в эту смену менялись станками и контролировали качество работы одна у другой. И у этих девушек дело шло на лад. За все время, пока Женя была в бригаде, ни одна из них не бегала в ОТК, не выказала неуверенности в том, что работает неточно.

— Понимаешь ли, товарищ журналист, — сказал Соколов, подойдя к Жене, сидевшей на высоком табурете у станка Марины. — Как только маленько обладим наш ансамбль, так станем добиваться перехода на почасовой график. Вот тогда-то зазвучит наша музыка. В настоящем ритме.

И тут Женя поняла причину своей неудачи в прошлую ночь. Она, задумав писать о бригаде, писала об отдельных людях. Да, конечно, в бригаде были люди с разными талантами, с разными характерами и способностями. Но эти разные люди были объединены общей идеей, и бригада могла бороться за единую цель именно потому, что была богата разными людьми, каждый из которых отдавал что-то свое лучшее общему делу.