Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

— Преподобный отец Иосиф уличил тебя, фрязин, в великом грехе. Государь наш завсегда стоит на страже веры православной. А по­сему ты, Гвидо Спинола, поиман Господом и Великим государем. Царь повелел заковать тебя в железа и посадить за приставы. Моли Бога, чтобы Великий государь тебя, грешника, помиловал. Взять его!

Гвидо заковали в кандалы и посадили в ту же светёлку в каменном доме воеводы Образца, где он жил до этого. Воевода и стал приставом при иностранце. О слугах государь не вспомнил, и Ондрея оставили на свободе.

— Пришла беда, Вася! — говорил Ондрей Ворону. — Права была матушка! Гордыня — мать всех грехов. Ведь предупреждали его! Не по­слушал. Не уберёгся. А что теперь нам делать?

— Бог знает. И впрямь худо. А мы в Москве сироты: ни родных, ни друзей. И совета да подмоги спросить не у кого.

— Надо искать зацепочки, — задумался Ондрей. — Во-первых, в Чудовом монастыре отец Анфим. Может, что и присоветует. Да и по­минки ему я не отдал. Потом надо бы найти Степана Фёдорыча, по­дьячего. Помнишь, с нами из Крыма ехал?

— Ясное дело. А где его искать?

— Я его возле Успенской церкви на Лубянке встретил. Должно, где-нибудь близко и живёт.

— Обойду окрестные церкви да поспрошаю. Чать, не иголка, че­ловек известный.

— Ещё и Солари. Первый друг нашего господина. Сидеть да ждать — беды не изживёшь. А будем стараться, так Бог поможет.

Ондрей начал с Солари. Итальянец схватился за голову и забегал по избе, призывая Мадонну и проклиная венецианцев:

— Коварные собаки! Обман и донос для них — первое дело. Еще бы, договор с Генуей им — прямой убыток.

— Что ж делать, синьор? Надо спасать бедного господина.

— Ох, Андрео, тут я бессилен. Русские в каждом иноземце видят лазутчика. Ежели я пойду просить за друга, получится только вред. По­пробуй ты. Ты ведь для них свой.

«Трусит Пьетро, — понял дьякон. — А что сделаешь? Свою шкуру бережёт».

В Чудовом Ондрею указали на старую избу возле палат архиманд­рита.

— Ищи там, у переписчиков.

На большом дубовом столе в медных шандалах горели свечи. Четверо писцов работали усердно, не поднимая головы.

— Тебе здесь что надо, дьякон? — строго спросил немолодой пол­ный монах в чёрной скуфейке на лысоватой голове.

— Отца Анфима разыскиваю.

— Я — Анфим. Почто нужен?

— Письмо тебе привёз и поминки из Белоомута.

Монах вдруг широко улыбнулся. Строгое лицо подобрело.

— От братика послание! Вот радость-то! Пошли ко мне, побесе­дуем! — сказал Анфим.

Он встал, и обернувшись к сгорбленному седому монаху, молвил:

— Отец Евфросин! Побудь тут за старшего. Ежели кто спросит, я в своей келье.

В маленькой келье отец Анфим засветил свечку, усадил Ондрея на чурбачок у столика и первым делом достал письмо на берёсте.

— Велика милость Господа! Жива Матрёнушка с детьми. А Анна уж давно похоронила её. Так ты племяш, значит, Анны Ивановны? Добро! Мёд липовый, земляника сушёная. Грибочки солёные. Масте­рица-попадья знает, чем угодить старому чревоугоднику. Ну, а твои дела ладно ли, дьякон? — спросил монах, не торопясь вынимая из ивовой корзины поминки и раскладывая их на столе.

— Беда, отец Анфим. Попал мой хозяин в железа. А ведь матушка и сестра в Кафе заложниками. Беда, а что сделать, не знаю.

— Да уж... Попал твой фрязин как кур в ощип. Слышал я. А сам виноват, нешто можно столь разные поминки подносить двум цареви­чам, каждый из коих может завтра стать Великим государем. Разгневал государыню, вот она и показала фрязину, почём фунт лиха.

— Объясни, отец Анфим, с чего Волоцкий игумен столь яро ввя­зался в сие дело?

Монах, прищурясь, посмотрел на Ондрея:

— То дело не простое. Государь ладит в Державе постоянное вой­ско устроить.

— Слышал. Городовых казаков назначает.

— Верно. А ещё нужно конное войско, а воев кормить, одевать и обувать надо.

— А игумен-то причём? В ум не возьму.

— Назначает государь воинам поместья за службу верную, дабы помещики всегда были к рати готовы, конно и оружно. А где взять по­местья для них? Почитай треть земли Русской монастырям принадле­жит. Недавно Великий государь уже вопрошал высших архиреев Русской Церкви: подобает ли мнихам столь великие богатства соби­рать? Упёрлись архиепископы, не хотят богатства отдавать.

Средь нас, монахов, тоже рознь пошла. Преподобный Нил Сор- ский и другие старцы заволжские пишут, что монах, Господу нашему Иисусу подражающий, не должен земных богатств стяжать — токмо не­бесные. А отец Иосиф Волоцкий стеной стоит за владения монастыр­ские. Дескать, из чего же монастыри будут нищих и убогих кормить и привечать, ежели их деревеньки на государя отпишут.

— А что же государь?

— Великий князь осторожен, с церковью ссориться не хочет. Да он свое возьмёт, не мытьём так катаньем.

— Тогда зачем игумен Иосиф на моего хозяина обрушился? Он ведь к сему спору не причастен.

— При дворе государя тож раскол. Дьяк Курицын да княгиня Елена Стефановна нестяжателей поддерживают. А царица держит сто­рону Иосифа. К сему случаю, она его и вспомнила. Ежели Волоцкий игумен разъярится, его не остановишь. Он и государя не боится.

— Так ведь попусту он на моего-то обрушился! Тому до церковных споров и дела нет. Купец он купец и есть. А слова насчёт унии не мой- то говорил, а венецианец Антоний. Да Иван Рало толмачил да врал, я сам слышал.

— Затем он и врал, чтоб твово господина под гнев государев под­вести. Да что ж теперь-то... Кулаками махать после драки поздно...

— Помоги за ради Бога, отец Анфим! Невинный человек в железа попал. Да и в Кафе вся моя семья в беде. Посоветуй, как сию беду из­быть?

Монах задумался, поглаживая русую бородку:

— Не просто. Повторить-то точно, что на том пиру было сказано, можешь? Слово в слово!

Ондрей повторил весь разговор.

— Ни слова не солгал? Клянись на Евангелии! — спросил старец.

Ондрей положил руку на Евангелие:

— Клянусь Богом и душой своей: ни слова не изменил, ни убавил, ни прибавил.

— Верю. Теперь как сделать, чтоб государь поверил? Он гневен нынче, лучше выждать. Вот ежели на Рождество наш игумен попеча- луется, да хорошо бы епископа Прохора уговорить.

— А ведь преосвященный Прохор — наш епископ, Сарайско-По- донский! У меня к нему и прошение есть от кафинского Русского брат­ства.

— У вас там и своё братство есть? Может, и церква своя?

— Церква-то чужая. Пока жив был отец Иларион, он у греков слу­жил в Константино-Еленинской. Да вот беда, помер. Приход без попа остался. Мне и поручили: поклониться епископу Прохору, вымолить у него священника для Кафы. Мы хучь и под басурманами живём, а веры православной не бросили.

— Добро. Такая просьба Преосвященному по душе придётся. Тогда и уговорить его будет полегче. Государь-то грозен. Печаловаться перед ним за кого страшненько. Может и разгневаться на печальника- то. Вот Митрополит Зосима попросил намедни за князя Андрея, а царь разгневался, и ответил грозно: «Молчи, святой отец! Сие дело госу­дарственное. Ты в него не вступай». Так тот от страха аж побелел весь.