Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

— А у меня и поминки есть для преосвященного Прохора. Покой­ный отец Иларион оставил книги греческие, труды святых отцов Ва­силия Великого и Исаака Сирина. Может быть, ему они и глянутся?

— Удачлив ты, дьякон. Как раз сейчас и Митрополит, и епископ Прохор зело озабочены скудостью добрых книг богословских на Руси. В наших-то слишком много ошибок от невежественных переписчиков и дурных толмачей. Твоим книгам сейчас цены нет. Добро! Ежели за твого фрязина заступятся наш игумен, епископ Прохор, да, может, и Митрополит словечко замолвит, государь, даст Бог, и сменит гнев на милость. Да ты где живёшь сейчас и чем занят?

— У воеводы Образца в доме.

— Негоже сие. Нынче о тебе не вспомнили, а завтра кто и доне­сёт. Попадёшь и ты в железа. Писать-то научен?

— Отец Иларион научил.

Иеромонах достал листок неровной бумаги, поставил на стол медную чернильницу с вороньим пером.

— Ну-ка, напиши что-нибудь.

Ондрей написал: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа».

— Смотри-ка! Да ты писец отличнейший! Зело красно пишешь. И языки знаешь?

— Фряжский. Татарский, конешно. Греческий. Немного армян­ский.

— Дело. Сиди да жди. А я пойду к отцу игумену. Что он скажет.

Скоро отец Анфим вернулся, радостный:

— Пошли! Отец Митрофаний хочет тебя видеть. Ты поклонись ему пониже да отвечай, не таясь, всё как на духу.

Архимандрит сидел в келье возле побелённой печки. Ондрей по­клонился земным поклоном, встал у двери.

— Садись, дьякон, — сказал отец Митрофаний, указав на скамью возле стола. — Ты из Кафы? Анфим сказал, что там у вас Русское брат­ство есть. Расскажи.

Ондрей рассказал об их житье в Кафе и о братстве, что собрал отец Иларион.

— Откуда он взялся? Иеромонах Печерский? Эвона! Святой да вельми учёный человек был у вас попом. Слава об отце Иларионе из Печерского монастыря далеко идёт. Да мы-то думали, погиб он в та­тарский набег с другими иноками. Добрый учитель был у тебя, дьякон. Говоришь, книги от него остались? Где они? У тебя? Так что ж ты си­дишь как пень, тащи их сюда поскорее!

Когда Ондрей вернулся с книгами, в келье, рядом с архимандри­том, сидел седобородый монах в камилавке. На груди его тускло блес­нула панагия.

«Икона на груди — знак епископа. Преосвященный Прохор!» — догадался Ондрей.

— Ну что ж, отрок, принёс книги? — спросил Преосвященный строго.

— Принёс, — Ондрей развернул тряпицу и выложил на стол два больших фолианта в кожаных переплётах.

Епископ бережно взял верхний, пододвинул поближе свечку, рас­крыл книгу.

— «Послания преподобного отца нашего Василия Великого», — медленно прочёл Преосвященный, переводя заголовок на русский. — Так. А в этой что?, — епископ раскрыл вторую книгу: «Слово и правило монашеской жизни» преподобного Исаака Сирина. Слышал я, что отец Иларион принёс с Афона сии святые книги, да в руках не держал, а ныне сподобился. Слава Иисусу и Пресвятой Богородице. Ты, дья­кон, говорят, греческие книги читать можешь? Ну-ка, прочти!

Он развернул том Исаака Сирина на середине и протянул Онд рею.

— Да я, преподобный отче, худый да младый, за святую книгу и взяться робею.

— Ничо! Попробуй! Мы посмотрим.

Ондрей перевёл первые фразы: «А иноку поперед всего подобает смирение перед Господом и людьми. И труды инока — пост и молитва».

— Гляди-ка, отец Митрофаний, — сказал епископ, — Господь в пре­мудрости своей ко времени послал нам сего отрока и книги святых отцов! Пущай он с завтрашнего дня и садится толмачить, не отлагая! А жить тебе, дьякон, здесь, в монастыре, под надзором архимандрита и отца Анфима. Может, постричь его в монахи? Благое дело.

— Никак нельзя, ваше Преосвященство. Женат он. А жена его в Кафе осталась заложницей за жизнь и здоровье того глупого фрязина, на коего государь давеча опалу положил, — сказал архимандрит.

— Слышал я. Чего дурачина в церковные дела полез? Не смыслит ведь ни аза.

— Да не лез он, Ваше Преосвященство! Подставили его и обо­лгали.

— Ты, дьякон, отца Иосифа Волоцкого осмелился во лжи обви­нить? — сурово спросил епископ.

— Избави Боже! Это венецианец Антоний разговор завёл об унии церковной, а грек, боярин Рало, перевёл игумену совсем не то, что го­ворил мой хозяин. Вот и подвели невинного человека под гнев госу­даря.

— Так ли дело было? Расскажи толком, да не лги!

Ондрей рассказал. Епископ долго молчал. Думал.

— Похоже, не врёт отрок. Зачем сему фрязину в церковные споры соваться? А венецианцам тот договор, что нож вострый. Да и государыня на него разгневалась.

Не учуял западни гордый фрязин и попался. Да дело уже сделано. По­менять трудно. И государь Волоцкому игумену верит. Ладно. Подумаем, может, и удастся замолвить словечко за твово хозяина. Как зовут-то его? Гвидо Спинола? И чего это у фрязинов такие имена басурманские. Живи у отца Митрофания, да трудись усердно. Работа во имя Божье тебе зачтётся.

— Пресвятой Отче! Как же я сии премудрые книги толмачить буду? А вдруг ошибусь, не так разберу? Сие ж грех великий — святую книгу исказить.

Епископ улыбнулся:

— Смирен ты, гордыней не заносишься, добро. Не робей! Пре­подобный старец Нил Сорский обещал под Рождество к нам приехать. Он на Афоне долго прожил. Попрошу его посмотреть труд твой. Уж он-то не ошибётся.

— Ох, отец Митрофаний, — обратился епископ к архимандриту, — до чего ж нужны добрые толмачи! Многие из трудов отцов Церкви не дошли до нас, отсюда и всякое нестроение. Говорил я Великому князю: надо пригласить с Афона грамотеев, славянский язык знающих. Есть ведь такие! Да не едут, больно дорога тяжёлая да страшная.

С утра отец Анфим отвёл Ондрею место за столом писцов, дал медную чернильницу, линейку, свинцовый карандаш, пук перьев и, самое ценное, стопу толстой голландской бумаги:

— С Богом!

Ондрей принялся за работу.

В обед дьякон побежал отыскивать Ваську Ворона. Тот уже узнал, где живёт подьячий Степан Фёдорыч. Изба на Солянке была большая, в два жилья, с дворовыми постройками. Хозяина дома не было.

— В субботу вернётся, — сказал дворовый мужик. — В Рязань уехал.

В воскресенье, после заутрени, дьякон отправился в Успенскую

церковь. Как он и ожидал, подьячий с женой пришёл к ранней обедне и стал на видном месте, возле алтаря.

«Знать, Степан Фёдорыч в своей церкви не последний чело­век» , — подумал Ондрей. Дождавшись конца службы, дьякон подошёл, поклонился низко:

— Доброго здоровья, Степан Фёдорыч!

— Здравствуй! Маруся, се дьякон Ондрей, с коим я из Крыма ехал. Я тебе говорил.

Маруся улыбнулась:

— Пошли к нам. Угощу, чем Бог послал.

В доме хозяйка подала на стол котелок вчерашних щей, пироги с вязигой, кувшин медового квасу. Ондрей, покрестившись на иконы, сел скромно, с краю.