Эмма Донохью - Запечатанное письмо

Оркестр заиграл вальс.

— Один танец? — прошептал ей на ухо Андерсон. — Или отвезти тебя домой?

Она почти не колеблется.

— Семь бед — один ответ, так, кажется, говорят? Я не танцевала уже целую вечность!

Действительно, в последний раз она танцевала на прощальном балу в Валлетте, когда Гарри, как назло, оставался до самого конца, и ей с Андерсоном пришлось весь вечер отводить взгляды друг от друга.

Она встряхнула огненными локонами, прогоняя воспоминания, и подала руку полковнику, который вывел ее на паркет. Здесь их никто не знает, успокаивала она себя. Полковник изумительный танцор, танцевать с ним подобно езде на лошади, которая не нуждается в поводе. Они начали кружиться, и вокруг его белокурой головы возник ореол газового освещения. Непривычный бальный зал на открытом воздухе; женщины танцуют в своих летних накидках, мужчины зажимают в потной руке шляпы и трости. Андерсон притягивает ее к себе, ее юбки взлетают вверх, подобно гигантским бабочкам. У нее возникает ощущение, что они вот-вот оторвутся от земли и поднимутся в воздух, выше громадных вязов и тополей с их трепещущей листвой, и понесутся высоко в небо, обгоняя воздушный шар, птиц и облака, навстречу сверкающим звездам. Он прижимается шелковистыми бакенбардами к ее щеке, и оба восторженно смеются.

— А может, я вообще не вернусь домой! — крикнула она.

Андерсон вздрогнул, будто ему выстрелили в спину.

Хелен сделала шаг назад, вглядываясь в его лицо, они сбились с ритма, и она споткнулась, зацепившись каблуком за кружевную оборку какой-то дамы.

— Прошу прощения, — извинился Андерсон, но Хелен уже торопливо пробиралась в толпе к их столику.

Наконец Андерсон оказался рядом и попросил продолжить танец. Но она дрожащими руками схватила накидку и сумочку.

Только когда они достаточно удалились от Хрустального подиума, миновали увитую лавандой беседку и клумбы с геранью, Хелен сказала:

— Это была шутка.

— Я и не сомневаюсь, — уверенно сказал он.

— Тогда почему ты вздрогнул?

— Ничего подобного.

— Не считай меня наивной девчонкой! — Хелен сбросила его руку, и они пошли дальше по тропе между деревьями. — Я вовсе не намерена бросать мужа. — Она тщетно искала на лице Андерсона хоть малейшие признаки разочарования. — И не намереваюсь предъявлять претензии на твое покровительство, несмотря на всю страсть, которую ты так искусно изображаешь.

— Дорогая!

— Не бойся, твоя холостяцкая свобода останется при тебе.

— Ну, это уж слишком! — Андерсон схватил ее за локти, удерживая на месте. Здесь, под густыми деревьями, темно, звуки музыки доносятся приглушенно. — Я боюсь только за тебя, Хелен, и ты не можешь этого не понимать. Только потому, что ты мне бесконечно дорога, я никогда не просил тебя уйти ко мне.

Хелен смотрела в сторону.

— Будь же благоразумной, — сказал Андерсон. — Подумай, что я могу тебе предложить, что может возместить такую… такую катастрофу?

Он задал риторический вопрос, на который есть один очевидный ответ. В первый раз она попыталась представить Андерсона своим мужем. Останется ли при нем эта его беззаботная, мальчишеская улыбка? Останется ли что-нибудь от этого мужчины, который когда-то с обожанием ловил ее взгляд в бальном зале?

— Все, что ты потеряла бы… к тому же унижение…

— А ты жесток, — тихо сказала она.

— Эта тайная любовь — все, что у нас есть, — прошептал он ей на ухо, — но, господи, как она прекрасна, как упоительна! Подумать только, что большинство людей умирают, не узнав ее прелести!

Листва деревьев шелестит под порывами ветра, Хелен скривила губы и вздрогнула от холода.

— Должно быть, уже поздно. Мне пора ехать домой. Сколько времени?

— Еще не поздно, — сказал Андерсон.

Он взял ее за руку и медленно повлек с тропинки, в темноту, где вечерняя свежесть напоена густым ароматом рощи.

Она знала, что у него на уме. Мужчины такие предсказуемые: они способны придумать один-единственный способ загладить ссору.

— Отвези меня домой.

— Непременно, обещаю тебе. Только пройдем чуть дальше, чтобы ты доказала, что простила меня, хорошо?

Холодный рассудок говорил Хелен: «Забудь про обиду, воспользуйся столь редким шансом!» Она еще хмурилась, но послушно последовала за ним в темные заросли.

В десять минут двенадцатого Хелен осторожно открыла дверь своим ключом и тихо вошла в темный холл. Она не стала поднимать горничную; в конце концов, она может раздеться и без ее помощи.

На лестничной площадке горел свет. Когда она на цыпочках шла мимо спальни девочек, дверь вдруг открылась. Она приготовилась тихонько отослать их в постель, но это был муж.

Хелен принужденно улыбнулась:

— Ты еще одет?

У него осунувшееся лицо.

— Разве ты не получила мою телеграмму?

— Конечно, — машинально ответила она.

О чем он? Это она послала ему телеграмму из Креморн-Гарденс. Неужели Гарри отправил ответ в дом на Тэвитон-стрит? С вежливой чепухой вроде «Передай от меня привет чете Фейтфул?» или с мрачным «Хорошо!»? Но если так, то на них не нужно было отвечать, так почему же он спрашивает, получила ли она ее? Хелен всегда ловко выкручивалась; если садилась за карты, то непременно выигрывала.

— Я знаю, что очень задержалась, но мне не хотелось обижать почтенного викария с женой своим уходом до десерта.

Она вдруг заметила у него на нижней губе кровь, выступившую из трещинки.

— Твое поведение возмутительно! Ни одного слова в ответ за все эти часы, ни единого слова!

У Хелен все сжалось внутри от страха.

— Мне ужасно жаль…

— После того, как я отправил тебе телеграмму, ей стало еще хуже, — говорит он. — Она все время звала тебя.

Она поспешно отводит взгляд, чтобы он не увидел страха в ее глазах. Она? Которая из девочек? Несчастный случай? Внезапная болезнь? И хуже всего, что Хелен должна делать вид, что уже все знает.

— Да, бедная девочка, — севшим голосом бормочет она. — А доктор Менделькирк…

— Он подтвердил диагноз, который я нашел в «Домашних советах», когда мы с миссис Николс наконец узнали, где ты застряла.

«Ну, говори же, мучитель!»

— У нее опасный грипп, — говорит он. — Она вся горит. Ей уже дали дозу салицина, но жар еще не спал. Нэн тоже была в плохом состоянии, капризничала, отказывалась ложиться в постель.

Значит, это Нелл. «Малютка моя!»

— Я загляну к ней, — сказала Хелен.

Но Гарри перекрыл ей дорогу своей длинной рукой.

— Доктор дал ей успокоительное, чтобы она уснула.

— Я не буду ее будить. — Хелен протиснулась мимо него.

Одна маленькая кроватка подвинута к огню, раздвинутая вокруг нее ширма удерживает пар, вырывающийся из чайника. В спальне пахнет скипидаром. В кресле дремлет незнакомая женщина, видимо нанятая сиделка. Хелен осторожно присаживается на краешек кровати и всматривается в пылающее лицо дочки. Узкая грудь под батистовыми оборками равномерно поднимается и опадает, но слишком часто и с хрипом. Хелен хочется взять Нелл на руки, но она боится разбудить ее. Стоит ли Гарри за дверью? Вряд ли он дожидается, когда она выйдет, чтобы продолжить свой допрос. Почему он не входит, не встает рядом, положив руку ей на плечи, как это сделал бы любой муж и отец?