Петер Фёльдеш - Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли)

— Что ты сказал? Я тебе покажу пролетарскую диктатуру!

— Я… Я ничего не говорил… — заговорил тот. — Покорнейше прошу, господин подполковник… — голос его срывался от волнения.

— Что-о-о? — взревел жандармский офицер. — Ты смеешь мне угрожать интернационалистами?! Думаешь спрятаться за русские спины, красная каналья?!

— Я ничего не сказал… — продолжал оправдываться перепуганный солдат. Показал флягу — мол, командир взвода послал за водой. Три жандарма приставили к его груди дула своих пистолетов.

— Этот негодяй — комиссар! Красный лазутчик, агент русских! — продолжал ругаться подполковник, изо всех сил нанося удары по лицу солдата рукояткой револьвера. — Полюбуйтесь на него! Это он позвал сюда русских!

На шум сбегался народ.

— Что случилось? Что происходит?

— Красные продали нас румынам! — орал подполковник. — Мы им припомним предательство! Пусть поплатится за них мерзавец! Вздернуть его на семафоре, коммуниста окаянного!

— Есть вздернуть! — щелкнул каблуками коренастый фельдфебель и, вытащив из-под френча длинную веревку с приготовленной уже петлей, протянул ее офицеру. Тот набросил петлю на шею солдата. Несчастный рвался из рук дюжего толсторожего жандарма.

А коренастый уже вскарабкался на семафор.

— Бросайте сюда конец! — крикнул он подполковнику.

Взметнувшись вверх, веревка на мгновение застыла в воздухе и упала — жандарм не рассчитал броска. Он снова размахнулся, но… Окружавшая жандармов толпа вдруг дрогнула и неудержимой мощной волной хлынула вперед, сметая на своем пути и подполковника, и толсторожего жандарма, и зевак, равнодушно глядевших на расправу. Палач побежал, крепко держа в руках веревку. Обреченный на казнь солдат споткнулся, упал, петля все туже затягивала его шею. Уже теряя сознание, он ухватился за нее, пытаясь ослабить, чтобы не задохнуться. Над ним склонился кто-то… Мгновение — и дышать стало легче, влажный воздух хлынул в легкие — это солдат, избитый жандармами, перерезал ножом веревку.

А толпа, орущая, галдящая, в смятении и панике неслась дальше. В противоположном конце станции произошло что-то необычное. Но что? Никто не знал…

Самуэли приказал расчистить забаррикадированный бревнами, мебелью, сейфами проход от двери диспетчерской к перрону. Он поставил на боевой взвод большой вороненый пистолет. И десять отважных бойцов-ленинцев сделали то же. Принять участив в боевой операции вызвались все, но Самуэли отобрал только этих десятерых.

Проход был вмиг расчищен, и дверь со скрипом распахнулась.

— За мной! — Самуэли ринулся вперед и вдруг остановился в изумлении, опустив пистолет: перрон был пуст. Разъяренная толпа бежала прочь. А напротив вокзала, сомкнув ряды, стоял развернутый в боевом порядке интернациональный батальон. Восемьсот бойцов держали на изготове винтовки с примкнутыми штыками. Направленные вслед убегающей толпе штыки грозно поблескивали.

По опустевшему перрону четко вышагивал сухощавый красноармеец в серой шинели.

Он подошел к Самуэли и, широко улыбаясь, доложил:

— Товарищ командующий, вас ждут бойцы интернационального батальона!

— Товарищ Лукач?!. Как вы здесь очутились?

Бравый разведчик гордо разгладил свои закрученные кверху усы, их кончики почти касались скул.

— Очень просто! Смекнул, кожанки на мне нет, серая шинель, как у всех. Вот, никем не замеченный, и выбрался из здания и прямиком в расположение интернационального батальона. Обратился к бойцам по-русски, показал свою советскую красноармейскую книжку. А они выслушали меня, — он помолчал и продолжал: — И, узнав, что здесь сам товарищ Самуэли, сразу поднялись, как по боевой тревоге. Весь батальон.

Спустя несколько минут Самуэли стал перед шеренгами интернационалистов и отдавал распоряжения:

— В селе есть полевой госпиталь, разместите там раненых. Вас проводит товарищ Лукач. На кухне в госпитале получите горячую пищу и доставите сюда. Возвращайтесь в обход, чтобы она не досталась контрреволюционному сброду. Пищу раздать беженцам и бойцам интернационального батальона. Вот записка — завхоз госпиталя выдаст вам одеяла и табак. Скажите, как только восстановим порядок — все возместим. — Самуэли подошел к Каблукову и, ласково положив ему на плечо руку, сказал: — Приняв меры предосторожности, вы поступили правильно! Без моего приказа сейчас ничего не предпринимайте. Вот пока и все. Скоро к перрону подойдет сатмарский эшелон, всех беженцев отправим в тыл, а пока им придется расположиться прямо в поле, лагерем. Возьмите их под свою защиту. Если понадобитесь, дам сигнал — красную ракету. Увидите — бегом сюда!

— Товарищи бойцы интернационального батальона! — по-русски обратился Самуэли к бойцам. — Выражаю благодарность за преданность делу революции, за боевую отвагу!

Усталые, голодные, продрогшие, отчаявшиеся люди, услышав ободряющие слова Самуэли, воспрянули духом и ответили на его обращение дружным «ура».

Едва Самуэли переступил порог диспетчерской, его встретила радостная весть: поезд особого назначения возвращается и уже миновал полустанок Шап.

— В таком случае приступим к осуществлению плана, — Самуэли быстро взглянул на Ландлера и продолжал, обращаясь к Бёму: — Ночью мы тут с товарищем Ландлером кое-что придумали. Решили устроить на этой станции «перетасовку»… Товарищ Ландлер пользуется большой популярностью у железнодорожников, они наверняка выполнят его распоряжения…

Бём кивнул головой — что верно, то верно: Енё Ландлера действительно уважают железнодорожники.

— В чем смысл задуманной «перетасовки»? — спросил он.

— Переформируем подвижной состав на путях, — загадочно улыбаясь, пояснил Ландлер, отправим в тыл беженцев, а воинские эшелоны, если, конечно, удастся наставить солдат на путь истинный, — пошлем на фронт. Неблагонадежные составы, ну, вроде жандармского, загоним в тупик, да так, чтобы они оказались под пулеметным прицелом спецпоезда. Вот так и наведем порядок. Думаю, тогда товарищ Бём не откажется выступить перед солдатами с речью?

— Разумеется. Но об этом еще рано говорить…

А тем временем на другом конце станции толпа, сбившаяся в кучу возле секейского и жандармского эшелонов, с удивлением разглядывала бойцов интернационального батальона. Прокричав троекратно «ура», батальон четко, стройными колоннами отходил в поле. Жандармский подполковник забрался на открытую платформу.

— Горе-вояки! — крикнул он. — Удирают! Ночью секейская рота захватила их обоз с провиантом и боеприпасами. Они остались без еды и патронов!

Диктатура красных провалилась!.. Силой заставим железнодорожников отправить эшелоны!

— Железнодорожников? — послышались выкрики. — А где их черти носят? Как сквозь землю провалились. Со вчерашнего вечера ни один не показывался.