Зигфрид Обермайер - Калигула

— Я тоже говорю себе так, но просто одолевают мысли. Хотелось поделиться, а кроме тебя, больше не с кем. В армии такие вещи не обсуждают.

— И хорошо, что так. Тебе известны подробности самоубийства Марка Селания? Он ведь был далеким от политики человеком…

Херея покачал головой.

— Я знаю не больше, чем ты. Один пьяный центурион сказал, что Селаний был слишком богат. Император называл его золотой овцой, которую пришло время зарезать. Потом друзья заставили его замолчать. То, что ставят в вину Селанию, звучит по меньшей мере смешно. Он не пожелал сопровождать Калигулу, когда тот отправился за пеплом матери и брата, а море штормило.

Сабин, делавший в это время глоток вина, подавился и, громко кашляя, судорожно пытался вздохнуть. Херея постучал его по спине.

— Давай оставим эту тему. Народ обожествляет императора, и он заслуживает такую любовь. Калигула часто устраивает празднества, не ввел новых налогов, украшает Рим — это тоже что-то значит.

Херея согласно кивнул.

— Особенно когда сравниваешь его с Тиберием, этим скрягой. Деньги должны тратиться на людей. Я верю, что Калигула успокоится, когда избавится от всех своих настоящих и мнимых врагов. Во времена Октавиана было то же самое: уничтожив своих врагов, Август начал править спокойно и справедливо.

— Давай выпьем за это! — Сабин поднял свой кубок, и друзья выпили за здоровье императора Гая Юлия Августа Германика.

Римскому патрицию Кальпурнию Пизо исполнилось тридцать, когда он по настоянию отца принял решение жениться. Выбор его пал на Ливию Орестиллу, дальнюю родственницу. Она рано осиротела и принесла в брак как единственная наследница своих родителей богатое наследство. Но не только из-за этого Пизо хотел взять ее в жены. Она была достойной во всех отношениях партией.

Кальпурний Пизо считал своим долгом перед семьей отпраздновать пышную свадьбу, на которую он — в числе первых граждан города — пригласил и императора. Его дядю Пизо связывали с императором Тиберием дружеские отношения: в свое время он назначил его даже префектом Рима.

Калигула каждый день получал приглашения на всевозможные торжества, но лишь немногие из них почтил своим присутствием. Всегда выяснялось, что какие-то люди чего-то от него хотели.

— Как ты думаешь, Каллист, идти мне на свадьбу к Пизо?

Секретарь, как всегда, не дал однозначного совета.

— Я вижу множество причин отказаться и две причины принять приглашение. Во-первых, это очень благородная семья, а во-вторых, невеста Кальпурния весьма красива.

— Ах, Каллист, красивых женщин в Риме много, и почти все сочли бы за честь оказаться в моей постели. Я могу получить их всех, и это так скучно.

— Как минимум одна из них, император, тебе недоступна. Это Ливия Орестилла, потому что послезавтра она выходит замуж за Кальпурния Пизо.

Каллист говорил безразличным тоном, но он знал, как раздражался император, когда сталкивался с недосягаемым.

Калигула тут же оживился:

— Императору должно быть позволено все! Это божественное право возносит его высоко над всеми людьми, ты понимаешь это?

— Конечно, повелитель! Ты же знаешь, я делаю все, чтобы не докучать тебя земной суетой. Она для рабов, слуг, должностных лиц, секретарей и сенаторов. Император стоит выше всего этого!

Калигула рассмеялся.

— Твое счастье, что ты упомянул и сенаторов, в противном случае мне пришлось бы тебе об этом напомнить. А знаешь, почему я так высоко стою над людьми, почему даже консул или наставники в провинциях по сравнению со мной жалкие рабы? Я объясню. Пастухи, что пасут стада животных, сами не являются ни быками, ни козами, ни овцами — они люди, велением судьбы предназначенные для более высокой задачи. Я же веду за собой стадо поважнее, а именно род человеческий; значит, мое существо нельзя ставить рядом с людским высшим божественным предназначением.

— Ты объяснил словами то, что я… что все держат в мыслях.

Калигула милостиво кивнул.

— Хорошо, я буду присутствовать на свадьбе, но недолго.

И Каллист дал знать жениху, что тот может ожидать прибытия императора, но визит будет коротким.

Торжество было в разгаре, когда снаружи раздались звуки фанфар, и в окружении десяти преторианцев появились носилки императора.

Кальпурний Пизо проводил высокого гостя к его празднично украшенному месту, в то время как остальные приглашенные приветствовали императора восторженными возгласами. Калигула пребывал в дурном расположении духа, потому что Друзилла в последние дни несколько раз отказывала ему в своих ласках. Она, мол, плохо себя чувствует, он должен иметь терпение… Император считал все это отговорками и был раздражен. Теперь он с мрачным выражением лица полулежа устроился за столом, ничего не взял из предложенных блюд, но выпил один за другим несколько кубков вина. Глаза присутствующих были направлены на императора, все затихли в ожидании какого-нибудь пожелания Калигулы или другого высказывания.

— Покажи мне свою невесту, Кальпурний!

Жених взял за руку Орестиллу и подвел ее к Калигуле. Она же не видела никакой причины опускать перед императором глаза, дерзко посмотрела на него и даже осмелилась на улыбку.

Калигула, привыкший к согнутым спинам и опущенным взглядам, ответил на милую улыбку, и это случилось помимо его воли. Его раздражение прошло, и он стал внимательно рассматривать невесту. Она ему понравилась — даже очень понравилась.

Как всегда, когда Гай Юлий что-нибудь хотел иметь, его охватило опьяняющее сознание своей безграничной власти, позволяющее все. Он схватил руку едва ли сопротивляющейся Орестиллы и притянул к себе на ложе.

— Не подходи так близко к моей невесте, — предостерег Калигула со злорадной усмешкой и добавил: — Знаешь, Кальпурний, из твоей свадьбы ничего не получится, но я должен быть тебе благодарен, потому что ты только что подарил Риму императрицу.

Это слышали все. Присутствующие затаили дыхание. Была ли это очередная шутка Калигулы, грубая и безвкусная?

Пизо, который не мог осмелиться перечить императору, сразу же откликнулся на его слова. Он низко поклонился и сказал:

— Императорское слово возвысило меня. Я сказал — возвысило, потому что намного больше ценю оказанную мне честь привести тебе невесту, чем самому владеть ею.

Калигула довольно кивнул.

— От римского патриция я и не ожидал ничего другого. А теперь спросим Орестиллу.

От улыбки невесты не осталось и следа. Она тоже посчитала слова императора шуткой и не осмеливалась даже подумать, что все было всерьез.

— Но ты совсем не знаешь меня, император, Я боюсь, что разочарую тебя…

Калигула поднял руку:

— Оставь! Ты мне нравишься, и я хочу назвать тебя императрицей. Расходы на торжество я беру на себя, и прошу гостей проводить меня и мою невесту на Палатинский холм.