Александр Дроздов - Первопрестольная: далёкая и близкая. Москва и москвичи в прозе русской эмиграции. Т. 1

Следующий день — официальные визиты, но утро непременно посвящается писанию «Московского журнала», листки которого отправляются с первой почтой Ка-тиньке. Утренний завтрак готовит Еремей из припасов, привезённых с собою. «Завтракал по обыкновению на своём дорожном приборе. Прекрасный ларчик Катинькин стоит всегда передо мною на разогнутом ломберном столе. Он составляет всё моё хозяйство». Одевшись парадно, заехал к обоим градодержателям, князю Долгорукову и Архарову, но ни того, ни другого дома не застал; придётся побывать завтра. Пока же побывал на Арбате у Миколы Явленного, где живёт Алексей Минич. И как не навестить Михаилы Матвеевича Хераскова, старого знакомого и преотменного российского поэта? Михайла Матвеевич купил себе новый дом на Вшивой горке [206] Вшивая горка — местность при подъёме от Яузского моста на Таганский холм; своё название получила от находившегося там в XVIII — начале XIX в. Вшивого рынка, т. е. барахолки. В конце XIX столетия, когда память о некогда существовавшем рынке исчезла, шокирующее название постепенно заменилось на Швивую горку (ономастическое ухищрение народа выглядело довольно правдоподобно, ибо неподалёку компактно жили швеи). : «Прозвище, недостойное для жилища великого стихотворца!»

И уж кстати было слетать за Москву-реку под Донской монастырь к Петру Алексеевичу Ижорину и к Семёну Саввичу, жена которого Аграфена Петровна приносит Катиньке своё почтение.

« 15 число, воскресенье.У меня был Алексей Минич, которому я рассказал, где живёт Елисавет Карловна. К ней поскакал он от меня. А я по тщетном визите у Куракина был на Почтовом дворе, где мне сказали, что почта пришла, письма не разобраны. Оттуда поехал к Ехалову мосту отыскивать Елисавет Карловну. Был у Чонжина, их соседа, и потом двор обо двор у Фритингофши и у Елисавет Карловны. Они унимали меня чрезвычайно обедать, но я положил быть в Петровском Дворце. Была повестка в два часа сбираться для встречи Государя. Ог них возвратился я на Почтовый двор, где имел несравненное щастье получить радостное письмо моей милой и обожаемой Катиньки. Ездил домой читать его и плакать от радости. Потом был у Льва Васильевича Толстова и, наконец, в Петровском».

Заезды на Почтовый двор — целое событие. Письма получаются по воскресеньям и средам, и нетерпеливому получателю приходится ждать, пока происходит разборка. Сдавать письма можно только до восьми часов вечера — позже не принимают. На почте Михаила Никитича сразу признали и отметили: человек известный, приятного характера, получает и отправляет с каждой почтой, не гневается, если приходится долго ждать. Иной раз при разборке писем удаётся Михаилу Никитичу усмотреть в куче своё, надписанное знакомым почерком Катиньки, — большая удача! За любезную выдачу не в очередь Михаил Никитич отвечает почте любезностью: он готов прихватить и развезти некоторые письма знакомым. Ему доверяют неограниченно, — а впрочем, у него должно быть немало знакомых в почтовом ведомстве, где чуть не все старшие чиновники — масоны. Писанье писем — страсть Михаила Никитича. «Искусство писания выдумано было отсутственным любовником. Я чувствовал приятности его сие утро. Я разговаривал за семь сот вёрст с моим милым другом. Может быть, теперь разговаривает она со мною».

Дни бегут, и непрестанная скачка по улицам Москвы немножко утомляет. «С приезду вставал я очень рано, а теперь час от часу позже. Купленный у волшебника (у книгопродавца) план города Москвы занимал меня. Прежние приезды, помнится мне, я устали не знал колесить по улицам и переулкам Москвы. Теперь что-то я равнодушен к етому удовольствию и желаю очень мая месяца, чтобы свидеться и не расставаться с моею голубушкою».

Но это только лирика, а на деле в «Московском журнале» продолжают мелькать имена и названия улиц. Нужно повидаться со всеми и испытать приятность новых знакомств. Как не заехать в университет, с которым соединено столько воспоминаний? Удачно попал на конец философской лекции профессора Шадена, с которым после лекции не мог наговориться. Тут же побывал и у недавнего знакомого профессора Гейма. В дружеском доме наиприятнейшая встреча: Николай Михайлович Карамзин, писатель известнейший; за этой первой встречей — обмен визитами и долгое приятельство, весьма для Карамзина полезное. Как не побывать у старого «учителя закона», знаменитого в духовенстве московском Архангельского собора протопопа Петра Алексеевича? Как не полюбоваться лишний раз московскими церквами и церковками и не посетить церемонию «варения мира» [207] «Варение мира» — т. е. изготовление міро, деревянного масла с красным вином и благовониями, предназначенного для міропомазания. Обычно освящение міро происходило в Великий четверток перед Пасхой . Прим. сост. (здесь должна стоять ижица!)? С Пресненских прудов на Берсеневку, с Якиманской в Сыромятники, с Пречистенки на Яузу. По пути неизбежно на Почтовый двор.

И ещё увлечение: книжные лавки. Их немного, и самая знакомая — на Ильинской, старого Редигера. «Худая привычка!» И хотя Катинька позволила мотать, но очень уж разорительны эти визиты к волшебникам-книгопродавцам! Учтивство и тщеславие заставляют всегда что-нибудь купить! «Сия неисцелимая привязанность к книжным лавкам не подаёт выгодного мнения о благоразумии моём. Но я радуюсь, что Судия мой наперёд под куплен и простит мне мои ребячества». В первый визит подхватил роман Фелдингов «Том Жонес» [208] Подхватил роман Фелдингов «Том Жонес» — подразумевается книга «История Тома Джонса, найдёныша» (1749) английского писателя Генри Филдинга (1707–1754) . Прим. сост. , во второй визит не удержался, потратился на «Жизнь Карла Великого». Зато сколько удовольствия — даже не хочется скакать по Москве. «Любезный мой Том Жонес не пустил меня из дому весь вечер. Чтение его столь привлекательно, что я с трудом могу с ним расстаться». А на Петровке оказался новый книжный магазин. Кстати — чтение «Тома Жонеса» кончилось — необходимо надобно иметь аглинский роман. «Жребий пал на „Сесилию“. Но глаза мои было расступились — увидел великолепное издание аглинских стихотворцев. Благоразумие стояло возле и щуняло [209] Щуняло — журило, усовещевало . Прим. сост. сорокалетнего мальчика. Ему надобно было поспешить домой, чтобы дописать письма свои». Да разве удержишься!

22 апреля. Середа.Надобно признаться, что чтение «Сесилии» служит мне иногда вместо упражнений, и всегда новая глава заманивает дальше, между тем как время, не останавливаясь, продолжает своё путешествие. Кроме того, напало на меня дурачество не сочинять стихи, а переписывать их с памяти, потому что я оставил портфель свой в Петербурге, а взял с собою Музу. Итак, Муза неотменно требует, чтоб я старое враньё клал на новую бумагу.