Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 1

— Он вернулся!.. — взволнованно заговорили ожидавшие его возвращения армяне, дежурившие на стене. Была спущена верёвочная лестница, и через десять минут усталого, измученного, еле стоявшего от изнеможения, но счастливого Алтуньянца втянули на стену крепости. Его долго обнимали сородичи, засыпали вопросами, но Алтуньянц молчал. Было видно, что он еще и сам не верил своему благополучному возвращению в крепость.

Разбудили Реута. Полуодетый, он стремительно поднялся наверх.

— Вернулся… а мы тебя, дорогой, уже похоронили, — обнимая Алтуньянца, сказал он.

— Живой, ага-полковник, и в Тифлисе все живы. Письмо тебе от сардара… Очень он доволен тобой и нами. На, возьми. — Армянин вытащил из-за пазухи смятый конверт.

«Вы знаете, полковник, мою руку и поэтому по почерку убедитесь в том, что пишу вам сам. Держитесь до того, как мы освободим вас. О сдаче крепости и не помышляйте. Не верьте ни одному слову Аббаса. Этот мошенник хочет обмануть вас. Дела наши в Закавказье улучшаются, турки не помышляют о войне. Дагестан и Чечня спокойны, и мы скоро побьем персов и освободим вас. Для оттяжки времени ведите разговоры с Аббасом. Только исполнением воинского долга, геройством и обороной крепости вы сможете искупить подлую трусость Назимки, погубившего свой батальон.

Помощь к вам придет, и вам при содействии храбрых армян Шуши нетрудно будет дождаться оной. Солдатам, товарищам моим по труду и походам, мое спасибо! Господам офицерам напомните, что от их мужества зависит сейчас судьба Грузии. Чем дольше продержите вы Аббаса с его ордой под стенами Шуши, тем верней мы приуготовим им гибель.

Алтуньянц рассказал о том, что в Тифлисе собираются войска, что паника, которая поначалу охватила край, утихла. Но самое главное он приберег на конец.

— Князь Мадатов приехал. Командует отрядом, который идет на Ганджу. Скоро будет здесь, и тогда персы убегут из Карабаха, — гордо произнес Алтуньянц.

— Мадатов вернулся… Он в Тифлисе? — с радостной улыбкой спросил Реут.

Весть о том, что Мадатов вернулся, всколыхнула крепость. Особенно радовались этому армяне.

— Ну, теперь с Алексей Петровичем да князем крепость не сдадим! — говорили солдаты.

Утром 30 августа все батареи Аббаса-Мирзы обрушили свой огонь на крепость. Из крепости открыли ответный огонь. Одна бомба попала в пороховой склад персов. Один за другим два взрыва потрясли воздух в заволокли дымом гору, с которой стреляли персы. Это неожиданное событие приостановило бомбардировку, а иранские батареи были отведены назад и только 2 сентября стали снова обстреливать крепость.

Отряд Мадатова по мере его продвижения к Пойлу разрастался, присоединяя к себе отдельные роты, казачьи сотни и стоявшие по постам орудия. Когда он подошел к реке Тауз, он состоял уже из четырех сотен донцов, восьми рот пехоты, грузинской конницы и татарской милиции. Теперь это был значительный отряд, он имел четыре орудия и не без успеха мог сразиться с врагом.

— Ну, ребята, здравствуйте! Соскучился я по вас, а вы как? — спросил он солдат-гренадеров Грузинского полка.

— Дюже соскучились и мы, ваше сиятельство, — весело ответили солдаты.

— Как вас кормят? Сыты ли?

— Когда как, когда сыты, а когда и сухарей нет, — ответили ему.

— Ну, ничего, сейчас ложитесь спать, утром позавтракаем, а в обед — на перса. Ударим так, как били при Котляревском да Корягине. Не забыли еще?

— Помним, ваше сиятельство! Как такое забыть! Нам только вас и не хватало.

— Ну, раз я здесь и вы со мной, значит, все в порядке! Ложитесь спать, набирайтесь сил.

За палаткой послышались голоса.

— Кого бог несет? — спросил Мадатов.

— Беки к вашему сиятельству, — ответил адъютант.

— Зови!

Небольсин перенес взгляд на входивших. Соблюдая старшинство, беки пропустили вперед хана шихлинского, еще не старого человека с одним глазом. Широкий шрам от сабельного удара пересекал его лицо.

За ханом вошли братья Ахундовы, русофилы, отлично говорившие по-русски и не раз бывавшие и в Петербурге, и в Москве, капитан русской службы Сафар Алиханов. Двое молодых беков, карабахцев, Кули-заде и Атаулла, поклонившись поднявшемуся с места Мадатову, скромно встали позади братьев Ахундовых.

Последним вошел борчалинский хан, влиятельный и храбрый Халил. На его плечах были золотые русские полковничьи эполеты, а через грудь шла красная Анненская лента.

Гости поздоровались. Мадатов пожал каждому из них руку.

— Отур, елдашляр [106] Садитесь, друзья. , — по-тюркски сказал он.

Князь знал не только тюркский, грузинский, армянский и фарсидский языки, но отлично говорил и на местных диалектах. Гости сели.

— С чем пришли, друзья? — поглаживая пышные подусники, спросил Мадатов.

— Воевать вместе будем. Привели человек семьсот всадников, — коротко ответил Халил-бек.

— И сыновей наших привели тоже. Пусть дерутся рядом с отцами, — негромко сказал старший Ахундов.

Небольсина охватило волнение. Ему, не знавшему ни жизни, ни истории края, ни внутренних условий и быта народа, казалось, будто все здешние жители с ликованием встретили персиян.

Как бы угадывая его мысли, Ахундов продолжал:

— Мы не изменники — шамшадильцы. Мы любим Россию, мы ее подданные. Завтра, князь, мы нашей кровью и оружием подтвердим это.

Капитан Алиханов, хорошо понимавший по-русски, возбужденно сказал:

— Смерть и кизилбашам и тем шамшадильцам, кто лижет их толстые зады. Завтра, князь, мы в бою покажем, что недаром носим чоху мужчин и острые шемаханские кинжалы.

Остальные молчали, но их горящие глаза и сурово сжатые губы были красноречивее всяких воинственных слов.

— Ах, молодцы други! — с пылом юноши воскликнул Мадатов. — Обещаю вам, храбрецам, послать вас в самое опасное место боя. Грузинская конница вместе с русскими казаками и татарской милицией будет знатно рубить кизилбашей.

— Спасибо! — поклонился борчалинский хан. — Люди и у нас, как и повсюду, разные. Есть и такие, которые рады приходу персиян, но у нас — одно слово, — он обвел глазами пришедших с ним людей, — или победить с вами, или с вами и погибнуть!

Мадатов обнял хана и весело сказал:

— Погибнут они, а я еще погуляю, Халил-бек, на свадьбе твоего сына Зораба. — И он показал на зардевшегося от смущения юношу, стоявшего у порога палатки.

Небольсин шел впереди, за ним тяжело и шумно шагали солдаты. Солнце уже поднялось, когда рота Небольсина подошла к горе, на которой закрепилась трехтысячная персидская конница и сотни грузинских телохранителей беглого царевича Александра. Стрельбы не было. Обе стороны молчали.

Небольсин остановил роту, подтянул отставших солдат и стал ждать приказаний из штаба.