Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 1

Спустя недели две от коменданта крепости Бурной майора Ивченко поступил рапорт, в котором майор озабоченно писал, что его лазутчики, вернувшиеся из дальних аулов, в один голос говорят о том, что имам Гази-Магомед готовит восстание против своих законных владетелей, призывая народ готовиться к долгой, упорной войне.

«Секта эта, возглавляемая имамом Кази-муллой, весьма охотно принимаема есть в аулах Шамхальского, Мехтулинского и Кайсубулинского обществ. Секта эта, именуемая сектой шихов и мюридов, отвергает употребление горячительных напитков и изменяет старые обычаи адата, пытаясь образовать что-то новое. Тайну сию пока невозможно открыть, но следует полагать за настоящую их цель стремление пробудить в народе единодушие, рвение к защите свободы и уничтожение законной власти ханов и местных дворян…»

Генерал Розен недовольно покачал головой. Этот Кази-мулла начинал надоедать ему. Всего день назад от генерала Ермолова пришло личное ему, Розену, письмо, больше похожее на предписание:

«Удивляюсь вам, ваше превосходительство, как вы, с вашим опытом и знанием горских народов, могли довериться глупым донесениям Хасаева и Аслан-хана. Что не видимо им, то должно быть видимо нам, иначе какова будет разница между генералами российской императорской армии и мелкими азиатскими приставами, тем паче что оные пристава сами принадлежат к этим народам. Примите неукоснительные меры к искоренению злодея и его секты. Ищите его войсками всюду, гоните из его гнезд, а особливо действуйте не через глупого и пьяного шамхала, а через его сына Сулеймана и аварскую ханшу Паху-Бике.

О здешних делах писать много не могу. Пакость и безобразие. Войск мало, персияны ведут себя нагло, но войну пока не начнут. Боятся. Посольство все еще тут, и когда оно попадет к мошеннику Аббасу-Мирзе, неведомо ни мне, ни самому Меншикову».

К вечеру из крепости Грозной в далекий Хунзах отправился гонец. В письме правителю и ханше генерал Розен предлагал заманить в Хунзах Кази-муллу и, заковав в цепи, выслать под конвоем в Грозную.

«…Ежели же сие окажется невозможным, умертвите его любым способом и сообщите о смерти мне».

Спустя недели две после отъезда Ермолова Небольсина вызвали в штаб полка. Полковник Чагин, хорошо помнивший недавнюю встречу поручика с генералом, радушно встретил его.

После нескольких незначительных слов он, как бы что-то припоминая, сказал:

— Могу порадовать вас, поручик! Его высокопревосходительство генерал Ермолов отзывает вас к себе. Сегодня пришла конная эстафета из Грозной. Вам надлежит, собравшись с делами, не мешкая, отправиться за генералом в Тифлис.

Он удивленно посмотрел на переменившегося в лице Небольсина.

— Да вы, голубчик, вроде как недовольны сим лестным перемещением?!

Поручик поднялся.

— Очень польщен, господин полковник, только попрошу пять дней для сборов в путь-дорогу.

— А ранее и не удастся. Ведь оказия только готовится и назначена через две недели. Хотели послезавтра ее отправлять, да полковник князь Голицын упросил. Ему с его тиатером и дворней не собраться в столь короткое время. Вот с ним и поедете, веселей в пути будет.

— А куда же уезжает князь? — спросил Небольсин.

— Да в ту же Екатериноградскую, приказ Алексей Петровича, а оттель в Москву. Ну, собирайтесь, поручик, к новому месту службы. Рад был служить с вами, отменно хорошим офицером, с неохотой расстаюсь, — пожимая руку поручика, тепло сказал полковник.

На следующий день, когда Небольсин зашел в канцелярию штаба, ему навстречу вышел подполковник Юрасовский.

— Вам, господин поручик, согласно приказу главнокомандующего разрешается, окромя драбанта, взять с собой и нижнего чина в помощь и для оказания различных услуг в пути. Если не ошибаюсь, вы, поручик, коротко знакомы с их высокопревосходительством? — сделал приятное лицо Юрасовский.

— Нет, я только впервой имел честь разговаривать с Алексей Петровичем, — ответил Небольсин, которому претило это внезапное приторно-любезное внимание подполковника.

— Разве? — недоверчиво спросил Юрасовский. — А его превосходительство генерал фон Краббе передавал за точное о вашей крайней близости к Ермолову.

— Это мой отец и матушка были в дни своей молодости коротко знакомы с ним, — нехотя сказал Небольсин.

— Ну так это ж так и есть! Великая вам выпала фортуна и честь, поручик, быть отозвану с сей паскудной азиатской стороны в свиту его высокопревосходительства… — вздыхая, говорил Юрасовский. — Не почтите докучливой просьбой, но не забывайте нас, старых своих односумов и сослуживцев, когда почнете служить при главнокомандующем… а мы вас, дорогой… не забудем, — делая до приторности сладкое лицо, закончил подполковник.

Небольсину была неприятна эта откровенная лесть. Пересиливая отвращение, он вежливо спросил:

— Не будете ли иметь чего против сопровождения меня в Тифлис и для прохождения там службы младшего унтер-офицера Елохина?

— Это какой же роты, вашей?

— Второй, капитана Клочкова, — ответил Небольсин.

— Все, конечно, можно. Для вас, обласканного милостью Алексея Петровича, все возможно. Я сегодня же прикажу капитану откомандировать в ваше полное распоряжение оного унтер-офицера, — обещал Юрасовский.

Небольсин не спеша направился домой.

— А я полдня ищу тебя! — услышал он позади знакомый голос Петушкова.

— А-а, здравствуй, друг любезный! Какие новости? Пойдем ко мне, у меня холодной свежей бузы кувшин в сарае стоит.

— Что ты, что ты! Нету ни минутки свободной, — беря под руку поручика и делая озабоченное лицо, сказал Петушков. — Приказано представление заготовлять за поход на чеченов.

— Да, чай, не тебе его писать? — засмеялся поручик. — Отрядный командир и командиры частей давно, наверное, заготовили его.

— Сие так. Но ведь не минет же реляция и представление о наградах нас. Мы с полковником обязаны подписать общее представление. Да, мон шер, там, говорят, и тебя к чему-то представили! — небрежно закончил он.

— Да? — удивился Небольсин. — К чему же?

— Анна и Станислав у тебя имеются… Не иначе как Владимир с бантом! — сказал Петушков и, не скрывая зависти, вздохнул. — Ты, говорят, уезжаешь отселе?

— Да, в Тифлис. Генерал Ермолов отозвал.

— Не завидую тебе, Небольсин, прямо даже скажу, страшуся за твою будущую службу.

— Это почему? — остановился поручик.

— А потому, что, как я говорил тебе ранее, этого старого якобинца настигает гнев государев и немилость.

— Откуда ты взял это?

— Знаем. Наслыханы кое в чем, — многозначительно протянул подпоручик. — Уж если такие вельможи, как князь Голицын, высказывают свое неудовольствие по адресу твоего покровителя, то недолго ждать. В Петербурге страсть как возмутился персидскими делами Ермолова Нессельрод, рассказывают, головы его требовал у государя. Он-де и сомутитель и главная причина всему персидскому неблагорасположению к нам.