Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 1

— Во имя аллаха милосердного и милостивого!

Все скороговоркой повторили его слова, и Саид продолжал:

— Правоверные! От братьев наших по вере, храброго и мудрого Сурхай-хана казикумухского и поборника святого ислама муллы Магомеда, приехали послы. Они ехали как гости и как друзья. Вместе с ними мы в наших бедных горах видим высоких послов непобедимого царя царей, грозного хункяра [8] Кровопроливца. Один из титулов шахов Персии. — шаха Персии.

При этих словах Саид, сложив руки на груди, низко поклонился по направлению сидевших персиян. Оба посла, подняв глаза, склонили головы и в один голос произнесли:

— Бе чашм! [9] К вашим услугам.

Зрители теснились у дверей, разглядывая редких гостей, остроконечные шапки которых вновь поднялись и заколыхались над лохматыми папахами горцев.

— Великий хункяр Фетх-Али шах шлет нам свой милостивый ферман, который мы огласим позже. И он, и Сурхай-хан, и мулла Кадукли зовут нас на великую, кровавую войну с неверными москоу, грозящими нашим домам.

Гул и восклицания пробежали по толпе.

При последних словах Саида рыжеволосый аварец снова ухмыльнулся и многозначительно поглядел на сидевших рядом с ним людей.

Шамиль, не переставая записывать слова Саида, чуть толкнул локтем Гази-Магомеда.

Гази-Магомед пристально поглядел на все еще улыбавшегося аварца и, слегка нахмурившись, отвернулся.

— …Здесь собрались почти все лучшие мужи нашего совета. Вы, разумнейшие и богатейшие люди всего района, съехались, и да подскажет аллах вашим сердцам, как поступить!

Саид сел, вопросительно глядя на Алибека-муллу, но неожиданно поднялся Гази-Магомед. Он стремительно шагнул вперед и быстро и взволнованно заговорил, оглядывая всех:

— Люди! Братья! Мужчины!

Страстность и порывистость его речи была такой бурной, что даже послы шаха в удивлении подняли на него глаза.

— Братья! Помните, что сегодня тот самый день и час, когда на весы нашей жизни положена наша судьба! — воскликнул он звонко и страстно. — Сегодня от правильного решения истины зависит наша свобода, наша жизнь и жизнь поедавших нас сюда людей. Помните вы, богатые, — он резко оглянулся на сидевших у стены людей, — и вы, ханы, нуцалы [10] Знатные люди, дворяне. и беки, — он быстро повернулся к поднявшему на него красные, неприветливые глаза аварцу и, почти выпрыгнув из круга и потрясая руками, указал на столпившихся у дверей горцев, — и вы, бедняки и неимущие, что потеряете все!! И жизнь, и хлеб, и свободу! И русский царь повезет на вас камни и воду, как на скоте!

Задыхаясь, он пронзительно выкрикнул вновь:

— …Как на скоте, если вы сегодня не будете людьми!

Шамиль, отложив бумагу на пол, с восхищением смотрел на него. Персияне, не понимавшие языка, обеспокоенные страстностью и резкими движениями говорившего, тревожно переглянулись, но мулла Алибек что-то шепнул им, успокоив посланцев шаха.

Алибек встал и, низко кланяясь послам персидского шаха, принял из их рук свиток, перевязанный синим шнуром с красным сургучом, и, поцеловав его, многозначительно сказал:

— Ферман его шахского величества…

В комнате стало тихо. Все затаили дыхание, и десятки глаз внимательно следили за пальцами муллы Алибека, осторожно разворачивавшими ферман.

— «Мои верные аварцы, кумыки, даргинцы и все истинно мусульманские народы храброго Дагестана, ныне я, шах Персии, Грузии и Дагестана, земная тень аллаха и средоточие вселенной, сообщаю вам, что по окончании нашего рамазана уразы [11] Пост. буду с войсками в городе Тифлисе и очищу вас от русского порабощения…»

Чтец сделал паузу, и его голос отдался эхом в высоких сводах пристройки.

Слушатели смотрели на развернутый свиток грозного персидского шаха, и только чей-то старческий взволнованный голос тихо произнес:

— Иншаллах!

Алибек-мулла продолжал:

— «…Буде же сего не учиню, то не буду я в свете шахом Ирана и хункяром-кровопроливцем.

К вам же, верные дагестанцы, в то время, по окончании уразы, пришлю с войсками Нох-хана, которого снабжу немалочисленной казной, и награжу вас по заслугам примерно, в чем уверяю святым алкораном…»

Сидевшие около рыжебородого аварца люди переглянулись, но, видя его нахмуренное лицо, потупились, продолжая слушать муллу.

— «…Провиант старайтесь закупать сколько можно, для чего употребите ваше имение. По прибытии же хана будет ему приказано от меня уплатить каждому понесенные убытки, только не покоряйтесь русским, повинуйтесь моим предписаниям и делайте вред соседям вашим».

Мулла молча поклонился степенно сидевшим персидским послам, и, вновь поцеловав свиток, бережно свернул, передавая его Шамилю.

Несколько любопытных, заинтересовавшихся цветными чернилами фермана и огромной, болтавшейся на шнурке печатью, потянулись к нему. Но Шамиль резко отдернул руку и, кладя свиток себе на колени, гневно взглянул на них.

Шум затих.

Гази-Магомед, взяв второе письмо, перешагнул через ноги сидевших послов и, выйдя на середину, отчеканивая слова, прочел:

— «От благородного эмира Сурхай-хана всем поборникам истинной веры!

Сим объявляется народу с сего дня, а день этот первое число Раби-уль-Эвваля тысяча двести сорок первого года Гиджры, что эмир Сурхай-хан, и кадий Сунгур кумухский, и почтенный мулла Магомед-Кадукли чеченский, а также и остальные властители города Кумуха и Шатоя, вожди, старейшины, ученые почтенные и простые люди заключили договор в том, что будут непримиримо сражаться с врагом и не заключат самостоятельно, отдельно друг от друга, с ним ни мира, ни перемирия. К чему и вас, храбрые братья, в письме сем призываем! А также договор и о том, что с этого дня должен быть мир и порядок среди мусульман и что все должны содействовать друг другу в честном поведении и богобоязненности. Что за каждое нарушение этого договора, буде то убийство мусульманина или только обнажение на него шашки или кинжала, безразлично, будет объявлен штраф в двадцать пять туманов русского серебра в пользу войск, дерущихся против неверных. Если кто сопутствовал или содействовал подобному лицу в таком деле, хотя бы и сам не обнажал оружия, или кто торговал водкой или виноградной бузой, а также пьянствовал, с того возьмется штраф один трехгодовалый бык, кто же даст или возьмет имущество у другого в качестве процента, хотя бы гарнец зерна, серебро или иную вещь, будет наказан властью, как за богопротивное дело.

Не такое теперь время, о правоверные, чтобы обижать друг друга и таить свою злобу на острие кинжала.

Сражайтесь доблестно против общего врага.

Гази-Магомед облизнул сухие, запекшиеся губы и, поклонившись собранию, отошел.