Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 1

— И не надо вам тревожить русских. Время для войны с ними еще не пришло. Нужно в своем доме навести порядок, надо очистить горы от навоза. Без продажных властей лучше станет житься людям, а когда пророк и шариат воцарятся в горах, когда все мы станем истыми мусульманами и шихами, тогда с помощью аллаха мы займемся и другими делами. Сейчас же думайте одно — уничтожайте продажных псов, изменивших народу и исламу!

— А как же быть с податями, которые мы платим нашим ханам? — раздался неуверенный голос.

— И с арендной платой за землю?

— И с оплатой ханских быков и зерна, данного на посев?

— Тем ханам и бекам, которые смотрят в сторону русских, ничего не платить! — сказал Гази-Магомед.

— А подати? — снова спросил все тот же робкий, неуверенный голос.

— Они будут снижены наполовину. Кто крепок хозяйством, тот будет вносить больше, чем бедный.

— А земли беков?

— Тем бекам, которые знаются с русскими, оставим столько земли, сколько сможет обработать бек и его родные. Остальное разделим между народом.

— Это хорошо! Только какой же бек или хан станет сам работать на поле? Да он и волов в соху не сумеет впрячь! — крикнул кто-то, и все дружно и весело рассмеялись.

— Поглядел бы я на этого елисуйского бездельника, который теперь сидит в яме, как это он станет пахать мой клочок каменистой земли, — сказал Нур-Али, и все еще веселее рассмеялись.

— Ну, а подати, ведь их все же придется кому-то платить? — все так же робко, но настойчиво повторили из толпы.

— Подати будете платить тем, кого выберете сами в старшины, а они будут сдавать собранное наибу, назначенному народом, или отчитываться перед ним.

— Ханы и беки не простят нам такого своевольства! Как бы головой не пришлось ответить за такие дела! — наставительно и веско сказал мулла.

По толпе прошло движение, большинство людей насторожилось.

— Мы не спросим их, бездельников, умеющих только пить да плясать!

— А русские? — тихо спросил старшина.

— Мы не воюем с ними, мы не призываем народ к войне, а раздел земли и уничтожение ростовщиков и пьянства не обеспокоят их!

— А как быть с долгами? Я, например, уже четыре года как должен нашему старшине три меры зерна, взятые на посев. Вернул я ему уже четыре с половиной, а конца долгу все нет. Еще две меры требует с меня.

Все насторожились, вытянув шеи и напряженно ожидая ответа: таких должников было немало.

— Или вот я, например, — вышел вперед другой аульчанин. — Я взял у нашего уважаемого муллы два моната [75] Серебряный русский рубль. серебром сроком на год, и вот через месяц и четыре дня я должен буду отдать ему три моната и три абаза серебром.

Мулла поднял к небу обе руки и деланно засмеялся:

— О Магома, какие пустяки ты говоришь здесь, на серьезном и деловом собрании! Разве я неволю тебя со сроком! Бог с ними, с абазами, принесешь, что взял, когда сможешь!

— Спасибо тебе, мулла Таги, за хорошие слова и за то, что ты вдруг стал таким добрым, — усмехнулся Магома, — однако всего день назад ты сердито напомнил мне, что срок долгу подходит и что ты не дашь мне и часу отсрочки!

Все дружно расхохотались.

— Ах, нехорошо говорить неправду! Ложь, да еще сказанная в стенах мечети, является большим грехом, Магома! — укоризненно качая головой, сказал мулла.

— Я тоже так думаю, почтенный Таги-мулла, нельзя врать в мечети, как нельзя врать и в другом месте. Но я говорю правду, тем более что наш разговор слышали и Гассан, и Абдулла, и Индрис, и еще многие, кто просил тебя также отсрочить долг!

— Верно, правильно говорит Магома. Ты и ему, мулла, и нам говорил это. Кричал и обещал свести за долги коней и корову! — сразу шумно заговорили в толпе.

Мулла злым и вместе с тем деланно-смиренным голосом сказал:

— Аллах вам судья, аллах!

Гази-Магомед, быстро из-под бровей глянув на укоризненно качавшего головой муллу, обратился к собравшимся:

— Завтра на джамаат все, кто имеет расписки и жалобы на долги, приходите. Там рассудим, справедливо и по совести и тех, кто давал деньги и продукты в рост, и тех, кто по бедности и от голода брал их!

Шамиль, пытливо и настороженно наблюдавший за кадием, старшиной и муллой, заметил, как вытянулись их лица и как они обменялись быстрыми и тревожными взглядами.

— А теперь, братья, — заканчивая беседу, сказал Гази-Магомед, — идите по домам, отдыхайте, обдумайте то, что мы говорили, а утром, если бог того захочет, мы снова встретимся с вами на джамаате. Да будет мир и аллах с нами!

— Прошу остановиться у меня, — кланяясь Гази-Магомеду, попросил старшина.

— Или у меня. В сакле моей хватит места для всех, есть две кунацкие, найдутся и ковры и мутаки, — любезно предложил мулла.

— Спасибо! Мы ночуем у Hyp-Али, — коротко ответил Шамиль, и, сопровождаемые жителями аула, Гази-Магомед, Шамиль и мюриды вышли из мечети.

Аварец, все это время старавшийся быть в толпе незамеченным, внимательно и неотступно наблюдал за Гази-Магомедом и его людьми.

Ему, привыкшему к жизни в услужении при дворце аварских властителей, было странно и ново слышать такие вольные, непочтительные слова о влиятельных в горах людях; и в то же время, прислушиваясь к горячим и страстным речам, он не мог не согласиться с тем, что говорили бедняки о своих долгах, о продажности беков и богатеев. Он сам, и его брат, и отец который уж год были в неоплатном, никак не заканчивавшемся долгу у ханши и ее сына Абу-Нуцала. Каким образом рос этот долг и почему он не был погашен до сих пор, аварец никак не мог понять. Он знал, что если судить по справедливости, то все взятое давно-давно было выплачено ханше им, его братом и их стариком отцом.

Абу-Бекира поразило присутствие духа и хладнокровие, с которым Гази-Магомед встретил наведенный на него пистолет елисуйского бека. Бесстрашие и твердость Гази-Магомеда расположили Абу-Бекира к нему, а отношение жителей аула показало аварскому посланцу, что человек, которого так поносят ханы, любим народом..

«Он поистине праведный человек, иначе почему бы его так возненавидели русские и беки!» — не сводя внимательных глаз с Гази-Магомеда, думал он. И когда закончилось собрание в мечети и народ, пропуская вперед гостей, шумно высыпал на площадь, Абу-Бекир неуверенно оказал Нур-Али:

— Друг, праведник и его люди хотят остановиться у тебя. Как быть? Я думаю, что помешаю тебе разместить гостей. Позволь мне переночевать в конюшне, а утром отправиться в путь.

— Ты хочешь обидеть и хозяина и нас? Или ты не хочешь разделить с нами пищу? Разве ты враг нам? — беря его за рукав, спросил Гази-Магомед, слышавший слова аварца.

— Нет, праведник, я не враг, но я чужой, издалека приехавший человек.

— Чужой ты пока. Если ты мусульманин и человек мужественный и справедливый, ты завтра же станешь нам другом и братом. У Нур-Али не может быть плохого и неверного друга.