Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 2

— Здравствуйте, — протянул руку Небольсин.

— Здравия желаю! — поспешно ответил поручик. — Позвольте предложить вам отдохнуть в моей палатке. Есть чай, ром, рыба, найдутся и бараньи котлеты…

«Из тех овец, что списаны как павшие в пути», — подумал Небольсин.

Сидевшие вокруг переселенцы прислушивались к ним. Кое-кто из мужиков и баб, одергивая рубахи, смятые юбки, подходили поближе, почтительно глядя на неожиданного гостя. Из второй палатки, разбитой в тени под холмом, поспешно вышел, приглаживая волосы ладонью, человек в кителе с узкими серебряными погонами.

— Имею честь представиться вашему высокоблагородию, провиантский чиновник Колесов, — шаркнув ногой, доложил он не ожидавшему такого эффекта Небольсину.

Толстомордый фельдфебель и пожилой унтер-офицер, стоя навытяжку, «ели» глазами штабс-капитана.

«Черт их знает, за кого они приняли меня», — козырнув им, подумал Небольсин, пробираясь между окружившими палатку переселенцами. Тут были главным образом бабы в грязных от долгого пути сарафанах, подтянутых юбках, цветастых платьях, в платочках, и простоволосые, с нечесаными космами спутавшихся волос. Долгая дорога, скученность, короткие ночевки, усталость, отсутствие бани и отдыха сказались на них. Большинство равнодушными глазами смотрело на проходившего мимо капитана, другие просительно улыбались ему, думая, что офицер приехал в лагерь по их переселенческим делам.

Несколько озорных, бесстыжих девок в упор разглядывали Небольсина, о чем-то негромко перешептываясь, хихикая и перебрасываясь довольно фривольными словечками.

— Ну, не баловать… Подите прочь! — крикнул им поручик, пропуская гостя внутрь палатки.

Палатка была прочная, из толстого брезента с двойной обшивкой поверху, со слюдяным оконцем сбоку. Стол, два табурета, складная кровать, два хурджина, ружье и большой баул были убранством жилища поручика.

— Сидоренко! Чаю, рыбы, подогрей котлеты да бражки на стол, — приказал поручик своему денщику.

Небольсин с удовольствием разминал уставшие от тряски в возке руки и ноги, с любопытством глядел на вошедших вслед за ним провиантского чиновника и прапорщика, по-видимому, начальника охранной команды.

— Александр Николаич, ямщик просит, коли пробудем здесь с часок, выпрячь коней и покормить их. Я так думаю, Александр Николаич, здесь нам отдохнуть не в пример лучше, нежли в Ставрополе. Опять же и трава, и вода рядом, и воздух другой. Ке ву дит? — закончил по-французски заглянувший в дверь Сеня.

— Бьен. Пусть распрягает, кормит коней, да и ты, Сеня, подкрепись с дороги, — ответил Небольсин.

— А мы их тоже накормим. Всего хватит, господин капитан, — поспешно сказал поручик. — Прошу вот с ними, — указывая на фурштадтского чиновника, предложил он Сене.

За палаточной стеной слышались голоса, иногда смех или резкие крики, мычание коров, ржание коней и опять неясные обрывки слов. Небольсин с удовольствием ел и котлеты, и рыбу гостеприимного поручика, запивая этот обед холодной брагой. Сеня принес из возка бутылку белого рейнвейна.

— За ваше здоровье, — сказал Небольсин поручику.

Они выпили, и штабс-капитан, которого очень заинтересовал этот неожиданно встреченный лагерь, стал расспрашивать о нем.

— Тяжелое дело возиться с ними, господин капитан, — вздохнул поручик. — Ведь кто эти люди? Главным образом те, кому не живется у себя на местах. Помещики продают государству на вывоз сюда самых что ни на есть отпетых людей либо лодырей да пьяниц. Бабы — или безмужние какие, или вдовы, которым все равно где ни жить, девки — почти все гулящие да озорные — и пить, и воровать уже научились. А ведь их по счету принимаешь, по счету и сдавать надо… Хорошо еще, фершал казенный с нами всегда имеется, как что, ну и спишет какую, как помершую в пути…

— Как спишет? А куда ж она денется? — удивился Небольсин.

— А коли сбежит или кто ее в пути у себя спрячет. Бывает и так, девка ладная, с лица пригожая, ну какой казачишка или мещанин, а то и слободской скроет ее от нас. Поищем-поищем, не стоять же из-за нее лагерю, мы дальше, а полиции или исправнику сообщаем — «сбежала, мол, такая-то. Разыщете, гоните со следующей партией туда-то». Да что-то никого не находят, верно, не ищут или откупаются от розыска, ну так мы другое нашли: померла от тифа в дороге, или лихоманки, или от чего иного. Ее и спишут, только и делов, — потягивая вино, пояснил поручик.

— А вот эти как будто спокойные, особенного ничего не видно, — кивнув в сторону лагеря, сказал Небольсин.

— Так это государственные мужики, казенные люди, из удельных, из царских крестьян. Они охотой переселяются. Им и волю, и землю дают на Кавказе, их сейчас же в казаки проводят. Им что? Они охотой все делают, и бабы, и дети с ними. Эти бога благодарят, что в казаки записываются. Не пройдет и года, как они заправскими казаками станут. У них и свой скот, и свое имущество оставлены, зато, — поручик вздохнул, — в партии нашей много гулящей швали идет, девок да приблуды всякой… С этими горя наберешься… сладу с ними нет, такие бессовестные…

— Кто?

— Да распутные бабы, шлюхи всякие. Их с разных мест согнали. Есть и московские, и тверские, и деревенские из-под Рязани да Тулы.

— И много их?

— Да голов двести будет, — ровно о скоте, сердито сказал поручик. — Не чаем, когда доберемся до Ставрополя да сдадим тамошнему начальству да полиции.

— А сами?

— А сами отдохнем два дня — и назад, в Большой Егорлык, а там новая партия — опять гони их в Ставрополь. Так и живем.

— И сколько всего этапов пути? — заинтересованный рассказом, спросил Небольсин.

— Когда как. Ежели издалека гонят партию на Кавказ, так и двадцать этапов бывает; если с-под Ростова — то двенадцать, не боле. Ну, а как прогонят их за линию, на Кавказ, там уж дело другое. Казаки да солдаты выбирают себе из них женок, селятся но крепостям да станицам. Другая у них начинается жизнь.

— Чем другая?

— А как же? В станицах да в слободах гульбой да пьянством не займешься. Вокруг люди, опять же идет другой оборот жизни — работа в поле, саду, семья, детишки, а кругом война… чечены да разные осетины, опять же порядок другой… Ведь казаки какой народ — те ж азиаты, чуть чего, кинжал в брюхо — и конец. А кроме них кто там? Староверы. У тех тоже не разгуляешься — все грех: и вино — грех, и табак — грех, и блуд — грех. Так вот наши девки и становятся другими, — улыбаясь, закончил поручик.

Спустя час, поблагодарив поручика, Небольсин садился в возок, возле которого толпились переселенцы. По-видимому, они о чем-то хотели расспросить его, но так и не решились из-за сердито оглядывавшего их поручика, прапорщика и унтера конвойной команды.

Небольсин, отводя в сторону глаза, бочком и поспешно прошел между молча стоявшими людьми, сел в возок. Сеня примостился на облучке рядом с возницей, тот взмахнул кнутом, присвистнул, и отдохнувшие, сытые кони бойко взяли с места. Закружилась пыль, и до ушей Небольсина донесся чей-то иронический возглас: