Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 2

— Казанский татар я, вашесокблахородия, солдат был, убег… бульно фитфебил мучил…

— А-а, дезертир, значит… — покачал головой подполковник.

— Он переводчиком у имама служит, завтра, наверное, переводить станет.

— Так точно, имам утром говорит будет. Давай письма, имам читать будет, думать будет… Шамиль-эфенди, Гамзат-эфенди, ших Шабан и другая большой мюрид читать будут… — сказал переводчик.

— Это как же так?.. Письмо мы должны передать лично, — начал было Филимонов.

— Не все ли равно, господин подполковник? Главное, что мы довезли и передали его имаму. У них впереди целая ночь, они ждут и, обсудив, завтра уже дадут ответ, — сказал Небольсин.

— Правильно… имам читает, се думают, завтра — ответ, послезавтра айда назад…

— Ну что ж, бери, отдай своему имаму, скажи, завтра встретимся, — солидно заключил подполковник.

— А теперь отдыхай се, мой руки-ноги, кушай, спат ложись… Завтра ух какая народ ожидает, — унося письмо, сказал татарин.

Спустя час делегация полковника Клюге крепко спала в чеченском хуторке Ичик.

На другой день, в начале десятого, русских позвали к Кази-мулле.

Хутор был небольшой, домов в десять. Вооруженные мюриды стояли группами, с любопытством оглядывая проходивших мимо офицеров.

Переводчик Идрис шел впереди, негромко разговаривая с высоким худощавым чеченцем. Под деревьями виднелись стреноженные кони, другие, на длинных чумбурах, пощипывали траву. Женщин не было. Несколько подростков молча, неодобрительно смотрели на проходивших мимо русских.

— Имам тут, сюда ходи, — останавливаясь возле стоявшей в стороне сакли, сказал Идрис.

У порога стояли Шамиль и небольшого роста пожилой чеченец. Подполковник Филимонов, идя впереди, официально и торжественно поднес руку к блестевшему на его голове киверу, украшенному высоким белым помпоном. Считая себя человеком, облеченным особым доверием начальства, которому предстояло разрешить сложное дело большой дипломатической и военной важности, подполковник еще в Грозной постарался захватить с собой парадно-помпезный кивер и сейчас, идя к имаму, заменил им армейский картуз.

Шамиль и приземистый чеченец коротко сказали:

— Салам!

А показавшийся в дверях Ахмед вежливо пригласил:

— Добра утра, ваше блахородия… Имам Гази-Магомед издес…

В комнате было несколько человек: двое мулл в белых высоких чалмах, один сеид в зеленой, остальные в высоких или лохматых папахах, какие носили тавлинцы и жители горных аулов Чечни. Посреди сакли стоял стол, возле него две длинные, по-видимому, предназначенные для русских скамьи. Горцы встали и чинно, с достоинством и тактом ответили на приветствие русских.

— Как доехали наши гости, как отдыхали? — садясь на разостланные мутаки, спросил Гази-Магомед.

— Хорошо, имам. И отдохнули хорошо, и встретили нас твои люди отлично, — ответил Филимонов.

Идрис перевел его слова. Гази-Магомед приложил руку к сердцу. Взгляд его упал на Булаковича, он что-то быстро сказал Ахмеду.

— Имам узнал тебя, ваша блахородия. Шамиль-эфенди тоже, — улыбаясь, сказал Ахмед. — Говорит, как твоя дела, здоровья?

— Спасибо, Ахмед. Передай имаму, что все хорошо. Как он, как Шамиль? Я всю жизнь буду помнить Черкей и Внезапную… — взволнованно закончил Булакович, не сводя глаз со спокойного, дружелюбного лица Гази-Магомеда.

Ахмед перевел. Гази-Магомед и Шамиль улыбнулись.

— Имам гово́рит, хорошая ты чалавек, ваша блахородия, и спасибо, что пришел опять гости.

Гази-Магомед кивнул и что-то быстро сказал Ахмеду.

— Теперь гово́рит имам, он будет слушать вашесокблахородие, — повернулся татарин к Филимонову. — Письмо джамаат читал, се читал, и Шамиль-эфенди, и Гамзат-бек, — оборачиваясь при этих словах к каждому названному им мюриду, продолжал Ахмед, — и ших Шабан, и Бей-Булат, и Авко, и се, кто джамаат сидит…

Подполковник встал со скамейки, расправил плечи и начал подготовленную речь. Говорил он зычно и театрально, но так как голоса не хватило, вскоре перешел на обыкновенный разговор.

Мюриды молчали. И хотя ничего не поняли из пышного набора трескучих фраз Филимонова, тем не менее спокойно и сдержанно выслушали его. Переводчики, как штабной Идрис, так и Ахмед, ничего не поняв из быстро лившегося потока слов подполковника, деликатно молчали.

Наконец русский делегат остановился.

— Переведи им, Идрис, — важно сказал он.

Чеченец-переводчик недоуменно посмотрел на него и пожал плечами.

— Я трудно понимайт, чего говорил господин апчер… Не могу… — Он снова пожал плечами.

— Тогда переводи ты, — обращаясь к татарину, сердито приказал Филимонов.

— Тоже не знаю… Твоя, вашсокблахородия, столько сказал, так бистро-бистро… Рази человек может понимат? — недовольно ответил татарин.

И хотя никто из горцев не понял их разговора, но озадаченный вид и раскрытый от изумления рот подполковника был красноречивее самого точного перевода.

И мюриды, и важные люди джамаата, и даже сам Гази-Магомед не могли сдержать легкого смешка и улыбок.

Небольсин тоже усмехнулся, только Булакович, все еще охваченный воспоминаниями прошлого, с восторженным уважением смотрел на имама.

Филимонов возмущенно оглядел присутствующих и важно уселся на свое место.

— Ты не серчай, вашесокблахородия, — примирительно сказал Ахмед. — Говори мало, не бистро-бистро, только чего надо, тогда я се понимат буду.

Подполковник стал медленно, простым, понятным языком говорить о поручении, данном ему полковником Клюге. Переводчики, дополняя один другого, не спеша переводили слова Филимонова.

Имам и мюриды внимательно слушали, иногда озабоченно переговариваясь между собой.

Небольсин и Булакович почти не вступали в разговор, предоставив Филимонову всю церемонию встречи.

Смеркалось, когда имам поблагодарил русских.

— Уже поздно. Вы устали, идите к себе, обедайте и отдыхайте. Сегодня мы уже не встретимся. Отложим наше решение до завтра. Подходит час истихир-намаза [65] Омовение перед сном. . Аллах поможет нам ответить на ваше письмо, он всегда подсказывает верные решения, — поднимаясь с места, сказал Гази-Магомед. — Вы идите к себе, мы же исполним закон, — обращаясь к мюридам, продолжал Гази-Магомед.

Чеченец Эски и переводчик Ахмед пошли проводить русских до их сакли.

— Я знаю об этих намазах, — сказал Булакович. — Они состоят из омовения и четырехкратных земных поклонов. Затем читается молитва, в которой просят бога явить во сне свое знамение.

— Язычники, чистой воды подлецы, — пробурчал Филимонов, все же с интересом прислушиваясь к словам Булаковича.

— Бог, по их убеждению, во сне обязательно разрешит путем какого-либо знамения самый сложный вопрос, поможет найти наилучшее решение в трудном деле.