Рихард Дюбель - Наследница Кодекса Люцифера

Александра взяла его кулак и разжала ему пальцы. На ее глаза навернулись слезы, так сильно он стиснул ей руку. Он даже не заметил этого.

– Король понял, что мы проиграем битву, если потеряем кавалерию. Он пришпорил коня и помчался туда, где гибли наши товарищи. Он хотел лично возглавить их, хотел вывести их оттуда, перегруппировать… Впрочем, возможно, он просто хотел улучшить себе обзор, так как с того места, где он находился, его слабые глаза ничего не видели. Случилось то, чего опасались некоторые из нас: уже было далеко за полдень, но туман снова начал опускаться…

Он замолчал. Когда пауза стала слишком длинной, Александра подняла взгляд. Лицо Самуэля было таким бледным, что это было заметно даже в темноте. Его губы шевелились. Глаза смотрели туда, где раздавался шум битвы, его друзья падали один за другим, а король решился на отчаянную скачку, чтобы спасти своих людей, а вместе с ними – удачу в битве. Его трясло.

– Самуэль!

– Я очень долго ждал, – пробормотал он. – Потом нам сказали, что мы оказались слишком трусливы, чтобы последовать за королем. Слишком трусливы! Мы готовы были умереть за него в любой момент, и умереть с улыбкой на устах. Но я слишком долго ждал…

– Чего ты ждал, Самуэль? Чего ты ждал?

– Я смотрел на поле сражения, на лошадей без всадников, слушал шум и крики… Смотрел на людей, которые падали из седел и оставались лежать на земле, на тех, кто лежал под телами застреленных лошадей и не мог уклониться от ударов копий, на тех, кто с поднятыми руками стоял на коленях в луже собственной крови, и на тех, кто в упор получал пулю в голову… Я не мог пошевелиться… Я заметил, что король поскакал туда, лишь когда он уже был на полдороге к той бойне, в которую превратилось сражение. Я ринулся за ним. Я даже не подумал о том, чтобы взять с собой людей, но Альфред… Альфред собрал их и поскакал за мной по пятам. Мы, должно быть, представляли собой странное зрелище: впереди – король, молчаливый, одержимый и думающий лишь о том, как предотвратить катастрофу… За ним – юный Лёйблфинг, его паж, и оруженосец Андерс Йонссон: они отчаянно пытаются догнать его… Дальше шел я, с большим отрывом, крича во все горло и размахивая руками, чтобы он повернул назад… И в самом конце – мои люди, тоже крича во все горло, требуя, чтобы я подождал их. Туман так быстро густел, что создавалось впечатление, будто он возникает прямо из воздуха и смешивается с пороховым дымом… Они словно заехали в стену. Я потерял короля из виду, но знал, где именно наша кавалерия борется за жизнь, и предполагал, что он поскачет именно туда. Тут я внезапно оказался среди своих людей, которым каким-то образом удалось нагнать меня, и я повернулся к ним, чтобы отдать приказ развернуться цепью, и увидел чужаков, которые уставились на меня с таким же изумлением, с каким и я на них. Это не были Альфред и остальные: это были кирасиры императора, закованные в броню, словно механические игрушки, уже даже не похожие на людей в своих черных доспехах… И несколько абсурдных мгновений мы просто молча смотрели друг на друга: я, одинокий смоландский ротмистр, который уже догадывался, что бросил своего короля па произвол судьбы, и две дюжины императорских кирасир. И тут я увидел, как один из них, не придерживая лошади, достает седельный пистолет и целится в меня… И в то же самое мгновение я воспарил, полетел… Неожиданно вокруг стало так светло, так тихо, абсолютно тихо…

По его щеке побежала слеза. Он вцепился в палец Александры.

– Они нашли меня, когда битва закончилась. Между мной и императорскими кавалеристами упало пушечное ядро, снаряд, о котором я до сегодняшнего дня не знаю, с какой стороны он прилетел. Ядро отскочило от земли и попало в мою лошадь, и разорвало ее на клочки, а я не получил даже царапины. Меня с силой швырнуло в сторону, и когда я упал, то потерял сознание. Потом мне пришлось расспрашивать других о том, что произошло, и собирать сведения в кучу: я совершенно ничего не помнил. Это просто чудо, что они вообще нашли меня. Альфред вытащил меня из-под груды тел. Я, должно быть, был с ног до головы покрыт кровью и ошметками лошади, и все думали, что я мертв, мертвее не бывает. Груда тел – вот все, что осталось от наших рейтаров. Я все-таки догнал их. Я так никогда и не узнал, как мне это удалось, – только вот я все равно опоздал. Они погибли. Все.

– А король?

– Он так и не добрался туда, куда хотел. Наверное, те всадники, рядом с которыми я оказался, были всего лишь арьергардом большего эскадрона, и он прошел между королем и нами. Таким образом, король, Лёйблфинг и Йонссон оказались отрезаны от всех и окружены врагами. Я не думаю, что кирасиры знали, кто стоит перед ними, понимали только, что это враг. Я также не думаю, что он осознавал, где находится. Он был так близорук, а туман снова так сгустился, что он, видимо, только и разглядел каких-то всадников, решив, что мы все бросили его на произвол судьбы, что мы позволили ему скакать на врага в полном одиночестве… Мы ведь всегда были рядом с ним, с тех самых пор, как покинули родину…

– Самуэль…

Самуэль поднял голову и вытер глаза. Откашлялся.

– Тела Лёйблфинга и Йонссона обнаружили недалеко от того места, где в мою лошадь угодило пушечное ядро, их буквально разорвало на куски. Должно быть, именно там в короля попали первые пули. Лёйблфинг и Йонссон даже ни разу не выстрелили из пистолетов – думаю, они пытались удержать короля в седле и вытащить его вместе с лошадью из суматохи. Но когда они упали, король тоже выпал из седла, его сапог зацепился за стремя, и лошадь, которая была неоднократно ранена и обезумела от боли и страха, понеслась по полю и потащила его за собой. О боже, Александра, это призрачное видение – король, тяжело раненный, истекающий кровью, в полубессознательном состоянии, застрявший в собственном стремени, привязанный к скачущей напрямик лошади, с бешеной скоростью волочется по земле среди сражающихся… Тот, кто видел это, наверняка решил, что настал конец, что мертвый король едет прямехонько в ад и делает знаки обеими руками, приказывая следовать за ним…

– Как все закончилось? – спросила Александра и сжала второй кулак Самуэля, которым он бил себя по ноге, даже не замечая этого.

– Настал момент, когда король остался лежать. Лошадь побежала дальше, и чем больше людей видели ее, оставшуюся без всадника, обезумевшую, тем больше распространялся слух, что произошло нечто ужасное… что король мертв. Однако, если солдаты кайзера считали, что это должно положить конец битве, то они ошибались. Теперь цель стала иной: отомстим за нашего короля! Герцог Бернгард умудрился перегруппировать артиллерию, и под ее защитой пехота наконец двинулась вперед и проникла в ряды войск противника. Генерал Паппенгейм получил смертельное пулевое ранение. Если бы не настала ночь, мы бы жестоко расправились со всеми императорскими солдатами. Но под покровом темноты Валленштейн сумел скрыться вместе со своими войсками; тех, кого он оставил – неважно, раненых или нет, – уничтожили. Ночью обнаружили тело короля: полураздетого мародерами, почти неузнаваемого из-за многочисленных ран… К этому моменту смоландские рейтары уже считались предателями и трусами, из-за которых погиб король Густав-Адольф. Возможно, я и сам бы в это поверил, будь я на месте остальных: наши товарищи, участвовавшие в битве, погибли все, а мы, оставшиеся на месте, чтобы защитить короля, не получили и царапины. Первых из нас повесили уже тогда, когда тело короля еще только обмывали в его палатке… Но затем вмешался герцог Бернгард и остановил казнь, и с этого мгновения нас объявили вне закона и дали нам смертельно опасное задание, чтобы искупить то, что искупить невозможно… Призраки Самуэля… – Он уже не скрывал своих слез. – О господи, на что я обрек короля… на что обрек своих людей… В тот единственный крошечный момент ужаса, когда я действовал не как солдат, я проиграл жизнь самого великого шведского короля, который когда-либо существовал…