Рихард Дюбель - Наследница Кодекса Люцифера

– Доброе утро, – сказала Эбба.

– Доброе утро, – ответила королева, не прекращая писать. – Выспалась?

– Поездка была утомительной.

– Я могу напомнить тебе о другой утомительной деятельности.

Эбба снова вздохнула и потянулась, как кошка.

– Это было не работой, а удовольствием. – Она завернулась в покрывало и не сразу вспомнила о том, где находится.

Поездка в варварскую страну заставляет забыть о манерах. Неделями она терпела сомнительный комфорт ратуши в Мюнстере, самой яркой чертой которого был холод: в течение нескольких дней перед отъездом, чтобы умыться, ей приходилось разбивать тонкий слой льда на воде в умывальнике. Кристина, которая не позволяла себе никакой физической роскоши, однако, поддерживала высокую температуру в спальне. Королева была человеком, получавшим наслаждение через органы зрения; она любила сбрасывать одеяло и ласкать каждую клеточку своего обнаженного тела – сначала взглядом, а затем смотреть на себя и ласкать уже руками. То же свойство требовало, чтобы спальня была хорошо освещена в солнечные дни; кроме того, стена напротив окон была увешана зеркалами, которые отбрасывали солнечный свет и наколдовывали на стены слепяще-белые и радужные пятна.

Эбба опустила одеяло, поднялась с постели и встала, совершенно обнаженная, рядом с королевой.

Кристина набросила себе на плечи плащ. Под ним она была тоже абсолютно голой. Эбба поцеловала ее в макушку и прислонилась к стулу. У плаща был меховой воротник, который легонько щекотал кожу. Она пошевелилась и почувствовала прикосновение меха к груди. На мгновение у нее перехватило дыхание. Волоски на руках поднялись дыбом, а соски затвердели. Воспоминание о прошлой ночи и опьянение от радости новой встречи, в сочетании со слишком долго подавляемым желанием с обеих сторон и намерением лечь спать только тогда, когда давно сдерживаемая страсть будет полностью утолена, обдало жаром низ ее живота. Она откашлялась и указала на убористо исписанный лист.

– Работа?

– Нет. Я пишу Рене Декарту, в Париж.

– Батюшки светы! Таки работа!

– Удовольствие, дитя мое. Чистое удовольствие. – Кристина, которой было столько же лет, сколько и Эббе, практически с точностью до одного дня, посмотрела на нее и улыбнулась. – Философия никогда не бывает работой, как и учеба, размышление и…

– Соитие? – предположила Эбба.

– Я хотела сказать – управление.

– Ах да!

– Я пытаюсь убедить Декарта приехать к нам в Стокгольм. Я хотела бы поспорить с ним… хотела бы понять…

– И он отказывается следовать твоему зову?

– Вот ведь наглец, не правда ли?

– Может, он не любит рано вставать?

Кристина отложила перо и откинулась на спинку стула, так что теперь она могла видеть лицо Эббы. Эбба улыбнулась. Королева открыла рот, чтобы что-то сказать, но Эбба наклонилась и поцеловала ее. Пару мгновений спустя Кристина ответила на поцелуй, и у Эббы снова перехватило дыхание. Она взяла лицо Кристины в ладони, и они целовались, пока у обеих не кончился воздух, из-за чего им пришлось прерваться.

– Je t'aime, та Belle , [28]– хрипло призналась Кристина.

Эбба сделала несколько шагов назад и легла на кровать. В зеркале она увидела свое отражение: светло-рыжие локоны, не менее растрепанные, чем темные волосы королевы, тонкое лицо, на котором уже снова начал появляться густой румянец, светлая кожа… Она смотрела, и ей нравилось то, что она видела. А когда королева встала, позволив плащу соскользнуть с плеч, и приблизилась к ней, чтобы тоже рассмотреть отражение Эббы, сердце молодой графини застучало быстрее.

«Как это возможно? – спросила она себя. – Сколько раз она дарила мне наслаждение прошлой ночью – четыре, пять? Почему я опять жажду ее? Почему мне кажется, будто я целый день не видела ее, не касалась ее, и при этом ее сторона кровати еще почти не остыла?»

Она встретилась взглядом с Кристиной в зеркале и моргнула; вместо того чтобы улыбнуться, она приоткрыла рот, и оттуда, будто сам по себе, показался язык. Королева сглотнула и тоже моргнула.

«Я знаю это тело как свое собственное, – думала Эбба. – Иногда, если я далеко от Стокгольма и сама себя ласкаю, мне вовсе не трудно представить, что я ласкаю тебя, и вместе с тем я чувствую, что это твои пальцы гладят меня, разделяют меня и проникают в меня, и я ощущаю твой вкус, когда облизываю собственные пальцы…»

Их взгляды встретились в зеркале, и Эбба поняла, что Кристина прочла в ее глазах каждое мысленно произнесенное слово. Королева села на кровать и положила трепетную руку на бедро Эббы.

«Ты – моя вторая половинка, – думала Эбба. – Ты серьезна, когда я дурачусь; ты решительна, когда я сомневаюсь. Ты планируешь, в то время как я реагирую. Ты хочешь совершенствоваться, в то время как я хочу одного: чтобы никогда не заканчивалось то мгновение, когда я чувствую твое тело в своем, и биение твоего сердца у меня в груди; когда я извиваюсь и хочу прижаться к тебе каждой клеточкой своего естества, чтобы извлечь максимум из прикосновения; когда мне хочется заползти в тебя и раствориться в тебе; когда наши мысли и наши чувства становятся одним; пенящееся бурное море, волны которого постепенно успокаиваются, в то время как наши тела еще вздрагивают, и последние капли дождя, который мы приготовили друг для друга, просачиваются в наши члены».

Эбба взяла руку Кристины и поднесла к своему лону, и ее мысли начали путаться, а нежные пальцы венценосной возлюбленной управляли ее ощущениями в самом горячем месте ее тела. В мозгу Эббы пронеслись обрывки… нет, не мыслей, а скорее чувств: «…ты то, кем я никогда не буду, ты то, ради чего я живу, ты та, кого, по замыслу Божьему, я должна выбирать, поддерживать и любить, и ради этого я и была сотворена Богом, так как ты – моя улучшенная копия. Дай мне что-то, чем я могу доказать свою любовь к тебе, каждый день, каждый час – дай мне задание, которое вырвет мне сердце и убьет меня, если взамен я получу тебя и смогу спасти тебя от темноты и освободить твою душу».

Она повернулась и притянула Кристину в свои объятия, это маленькое мускулистое тело. Она сомкнула губы вокруг твердых темных сосков и услышала, как королева стонет; провела рукой между привычных к верховой езде крепких бедер, почувствовала жар и влагу на своих пальцах и услышала, как королева охнула.

– Еще разок, та chérie, – прошептала королева и раздвинула коленом ноги Эббы.

Эбба начала вздрагивать. Это так просто… проще некуда, и пока она доставляла удовольствие и получала его сама, она чуть было не ощутила нечто вроде сожаления, что ей не дозволено когда-нибудь за свою любовь, за свою королеву, за единственного человека, который ее любил и будет любить – умереть на месте.