Рихард Дюбель - Наследница Кодекса Люцифера

Мельхиор посмотрел Александре в лицо. Когда та прочла выражение его глаз, у нее перехватило дыхание.

– Я уверена в том, что делаю, – заявила она и поняла, что говорит это больше ему, чем Карине.

«Спаси ее» – вот в чем состояло немое послание взгляда Мельхиора. Александра не была уверена, имел ли он в виду Лидию или Карину.

– Тогда… – сказал Мельхиор. – Идем со мной, Карина. Я прошу тебя, идем со мной.

Александра не знала, что повлияло на Карину: сам звук голоса Мельхиора или же какой-то тайный смысл в его словах, но ее золовка внезапно подняла взгляд и, широко открыв глаза, пристально посмотрела на него. Мельхиор улыбнулся. Она позволила ему поднять себя с пола и без сопротивления последовала за ним. Он обнял ее за плечи и вывел из комнаты. Александра взглянула на Вацлава и увидела, что он удивленно поднял бровь. Их взгляды встретились. Он едва заметно пожал плечами. У нее возникло чувство, что Вацлав уже давно догадался о том, что легко читалось в неприкрытом страхе на лице Мельхиора. Она подавила замешательство. В этом помещении и так хватало полыхающих чувств.

– Поможешь мне?

– Что я могу сделать?

– Помой руки. Найди яйца, и розовое масло, и чистые тряпки. Где бутылочка с терпентиновым маслом? Пусть мне принесут несколько хороших свечей из пчелиного воска и зажгут их. И пусть…

– …кто-то позаботится о том, чтобы хозяин дома не смог вмешаться, пока все не будет готово, – закончила Агнесс. – Поскольку рано или поздно Андреас и прислуга возвратятся с вечерни. Господа! Готовы ли вы выполнять указания женщины?

Черный монах, который не так давно громко чихал, опередил своего начальника Вацлава. Он шмыгнул носом и поклонился:

– За вас, госпожа Хлесль, и за улыбку на ваших губах мы готовы отправиться в ад. – У него был писклявый голос, а ростом он доходил Агнесс до подбородка.

Несмотря на обстановку, у Агнесс приподнялись уголки рта. Она посмотрела на Вацлава.

– Это они сами выдумали, – заявил Вацлав и пронзил грозным взглядом монаха с текущим носом. Даже Александра знала об уважении, которое Вацлав испытывал к ее матери.

– Как вас зовут? – спросила Агнесс.

– Брат Честмир.

– Тогда вперед, брат Честмир. Я хотела бы, чтобы вы и ваши товарищи задержали моего сына Андреаса, когда он войдет в дом.

– Задерживать людей – это наша специальность, – ответил брат Честмир.

– Но он непременно должен остаться в живых, – ехидно добавил Вацлав.

– Мама, посмотри, нет ли где свежей паутины. Я знаю, сейчас зима, но, может быть, она найдется в одном из складов на первом этаже. Намотай ее на нож или что-нибудь другое, не слишком грязное. – Александра порылась в сумке, которую спустила с плеча.

Терпентиновое масло находилось в маленькой, но очень дорогой бутылочке из коричневого стекла. Александра посмотрела на нее против света, чтобы проверить, сколько его осталось. Агнесс проследовала за монахами из комнаты.

Неожиданно Александра осталась в комнате наедине с Вацлавом и лежащей без сознания Лидией. Она сдержала внезапную дрожь в руках и поставила бутылочку на пол резче, чем собиралась. Вацлав встал и, извиваясь, вылез из плаща.

– Руки – яйца – розовое масло – тряпки, – напомнила ему Александра. – И поторопись.

– Ты хочешь приготовить микстуру Парэ, – понял Вацлав.

– А ты в этом разбираешься!

– Ты уже, наверное, не помнишь, но за последние тридцать лет ты иногда перебрасывалась со мной парой фраз.

Александра почувствовала, что краснеет. Вацлав не дал ей ответить.

– Парэ изобрел микстуру, которая очищает раны гораздо лучше, чем кипящее масло, которым пользуются чаще всего. – Вацлав смотрел на нее с каменным выражением лица, засучивая рукава черной рясы. – Раны после ампутации.

– Старая Барбора как-то раз сказала мне то же самое, что и ты: в конце концов врач всегда остается один.

– Никто не обещал, что будет легко.

– Точно. Даже ты, когда я решила, что выберу именно этот путь.

– Однако я всегда говорил тебе: я буду рядом, чтобы помочь тебе нести это бремя.

Они обменялись взглядами, способными перескочить через тридцать лет, но не через детскую могилу, стоявшую между ними.

– Сегодня сочельник, – напомнил ей Вацлав. – Сделай Лидии подарок, Александра. Подари ей жизнь.

– Поторопись, – прошептала Александра на фоне внезапно раздавшегося перезвона колоколов, возвещающего об апогее рождественской вечерни, пресуществлении… чуде христианской веры, обещающем жизнь после смерти. – У нас есть лишь один шанс, да и тот незначительный.

Аромат дымящейся смеси из желтка, розового и терпентинового масел наполнил комнату, вытеснив смрад гниющей плоти, который поднимался от опухшей руки Лидии. Вацлав полулежал на постели, придавливая неподвижное тело ребенка. Левая рука девочки была вытянута и лежала на доске, которая заканчивалась на краю кровати; локоть слегка нависал над полом. Вацлав крепко держал плечо, бело-розовое после тщательного мытья; зараженное предплечье покоилось в сгибе локтя Александры. Она присела на пол рядом с головой Лидии, чтобы освободить правую руку для проведения операции; ей достаточно было поднять глаза, чтобы увидеть напряженное лицо Вацлава. Сеть морщинок вокруг его глаз и серые тени, проглядывавшие сквозь отросшую щетину, напомнили ей о том, сколько лет они уже потратили зря. Она заставила себя думать о задании, выполнить которое ей предстояло, и попыталась не обращать внимания на остальное: крики, доносившиеся с первого этажа дома, и два голоса, которые выделялись в них – Андреаса и Агнесс (всенощная уже закончилась, и хозяин дома вернулся); тихое рыдание Карины из комнаты, в которую Мельхиор отвел ее; возобновляющийся стон лежащей без сознания Лидии. «Господи, пусть она не очнется», – взмолилась Александра и поняла, что просьба останется без ответа. Барбора рассказывала ей, что случаются операции, во время которых пациент просыпается, несмотря на то что он уже одной ногой в могиле и к тому же ему дали выпить и травяной настой, и целую бутылку вина. Вот почему такие операции нужно проводить очень быстро. Мужество и решимость…

Она не сводила глаз с острого ланцета с широким лезвием, который держала в руке. Рядом с ним, на одной из чистых тряпиц, принесенных Вацлавом, лежала пила. Оба лезвия сверкали всеми цветами радуги: она так долго держала их над пламенем свечи, что даже рукоятки накалились.

Александра опустила лезвие на локоть Лидии. Она знала, что нужно сделать: глубокий разрез, пока лезвие не дойдет до кости, затем как можно быстрее провести им вокруг всей руки; потом вставить полотно пилы в разрез и отделить руку там, где она слабее всего: между предплечьем и плечом, прямо в локте. Затем… найти артерию, откуда сильнее всего идет кровь… перетянуть ее нитью… найти вторую артерию… задержать воздух, чтобы не дышать на ужасную рану… Кровь брызжет тебе в лицо, но ты не можешь увернуться… Лидия выгибает спину и кричит, будто пронзенная копьем… И можно только надеяться, что Вацлав сумеет ее удержать… Теперь затягивай ремень, которым ты обвила плечо над ампутированным местом… Ищи третью артерию… Она истечет кровью, если процедура слишком затянется, или сердце разорвется от шока, или ее просто убьет боль… Подними чашу с микстурой Парэ – она должна быть очень горячей, даже если ты обожжешь себе пальцы… Погрузи в жидкость огарок… Еще раз перетяни ремень, да покрепче… Проверь, как идет кровь: кровотечение должно слабеть, а разрезанные артерии – закрываться… Пытайся не думать об отпиленной конечности, которая лежит у тебя на коленях, – об этом предплечье, которое ты только что отрезала, об этой руке, за которую ты держала свою пациентку, когда она делала первые шаги, и ей в страшном сне не приснилось бы, что настанет день, когда родная тетя заживо отрежет ей половину руки; об этой кисти, пальцы которой еще вздрагивают; отгородись от пронзительного крика боли и чувства, что еще немного – и содержимое твоего желудка окажется на полу…