Сергей Максимов - Цепь грифона

Теперь во всей своей непреодолимой силе и красе явился сон. Сон, холод и усталость точно встретились в организме. Борясь друг с другом, стали терзать и тело, и душу. Усилием воли, стиснув зубы, заставил себя снова грести. О том, чтобы поспать, не могло быть и речи. Сидя не заснуть, а лечь не представлялось возможным из-за слоя воды, скопившейся в лодке. Вода попадала внутрь судёнышка от частых взмахов вёсел. Всё тело болело от напряжения и усталости. Саднили спина и нога.

В лучах восходящего солнца увидел на горизонте какую-то точку. Не осталось сил даже подумать о том, что это такое. Главное – это в южном направлении. Туда и плыть. Счёт времени давно потерян. Теперь болела и кружилась голова. Точка превратилась в нечто напоминающее мачту миноносца, несущегося по волнам. «Господи! Да это же маяк», – наконец-то понял и осознал он.

«Маяк. Маяк. Маяк», – повторял он на каждый взмах вёсел. Маяк острова Тендра медленно поднимался из моря. Стало возможным различать сначала одно, а затем и другое черное кольцо на белой трубообразной конструкции. Но самого берега он так и не видел. Удивляться нечего. «Тысяча восемьсот метров в самой широкой части, – вспоминал он описание острова, – при сильном шторме волны перетекают через островную косу». «Значит, и высота его над уровнем моря – меньше высоты штормовой волны», – уже додумывал он. «Значит, растительность представлена только кустарником и редкой травой. Строений, кроме самого маяка, не может быть много», – в который раз рисовал он в сознании внешний вид острова.

Когда наконец обернулся, то увидел не совсем то, что ожидал. Не угадал цвет острова. Он оказался бело-жёлтым из-за песка и ракушечника, из которого и состоял. Не мог Суровцев и знать, что на другой стороне косы стоят корабли черноморской эскадры. А самое странное – это коричневые, полуобнажённые люди на берегу. Вид этих «полинезийцев» казался фантастическим.

Несколько человек из числа «туземцев», смеясь, вошли в воду. С разных сторон схватились за борта и без видимых усилий вытолкнули лодку вместе с Суровцевым на берег. По слаженным, уверенным движениям загорелых людей было понятно, что они не первый раз проделывают подобную процедуру. Улыбаясь, люди что-то говорили, больше общаясь между собой, чем с ним. Увлекли его из лодки на сушу. Выбросили на песок припасы и немногочисленные вещи: карабин, котелок, полевую сумку и портупею с наганом в кобуре. Стали обыскивать. Достали из кармана гимнастёрки документы и завёрнутые в тряпицу кресты.

После суточной качки Суровцев не устоял на ногах, когда державшие его руки наконец-то его отпустили. Голова закружилась. Он беспомощно повалился на песок под смех окруживших его людей. Они опять что-то говорили, но он ничего не мог понять. Уши заложило. Видимо, от повышенного давления. Он точно смотрел кинематограф, где был одним из персонажей. В висках стучала кровь. Его подняли и под руки повели к маяку.

– По какому поводу изволили почтить посещением? – спросил его морской офицер в белоснежном кителе, судя по погонам, капитан второго ранга, ознакомившись с красноармейскими документами Сергея Георгиевича. – Сидите. Сидите. Не надо вставать, – жестом остановил он Суровцева, попытавшегося подняться со стула. – Отвечайте на вопросы. Да будем судьбу вашу вершить. Сурово, но справедливо…

– Я – Генерального штаба генерал-майор Мирк-Суровцев Сергей Георгиевич. Последняя должность в русской армии – генерал для поручений при Верховном правителе адмирале Колчаке, – в этот раз, не пытаясь вставать, сказал Суровцев. – С кем имею честь беседовать?

Вопрос был оставлен без ответа. Офицер-моряк тяжело вздохнул, встал со своего места. Улыбаясь, неторопливо прошёлся по тесной комнатке. Вернулся за стол.

– Признаюсь, не сильно вы меня и удивили, – ничуть не смутившись, продолжал кавторанг. – К нам с красного берега кто только не плывёт! Депутат Думы почти всех созывов в прошлом месяце был. Проверим и вас. Хорошо, что вы не родственник чей-нибудь. У родственников, знаете ли, как-то судьба на новом месте не складывается. Вчера вот мнимую племянницу жены генерала Деникина Антона Ивановича расстреляли. Но должен вас обнадёжить. Я имею честь представлять контрразведку флота. Поэтому, в отличие от армейцев, между истиной и кровожадностью мы всегда выбираем первое. Но считаю необходимым заявить вам: священное для каждого русского моряка имя адмирала Колчака Александра Васильевича не позволит мне отнестись к вашему делу спустя рукава. Кто может подтвердить ваши полномочия и саму вашу личность?

– Многих уже нет в живых, насколько мне известно, – осторожно подбирая слова, заговорил Сергей Георгиевич.

– Да, да, – не скрывая иронии, кивал морской офицер, – война, знаете ли, делает своё чёрное дело… «Иных уж нет, а те далече…»

– С полномочиями дело затруднительное, а вот опознать меня может, – не обращая внимания на иронию, продолжил Суровцев, – любой, кто принимал участие в кубанском походе Добровольческой армии.

– В первом или втором, позвольте уточнить? – прежним тоном поинтересовался моряк.

– Я разумею тот, что происходил в начале восемнадцатого года…

– Значит, Ледяной поход. Проверим. Обещаю. А пока ещё вопрос. Эти документы ваши? – кивнул он на бумаги Суровцева.

– Мои.

– Кресты, надо полагать, тоже ваши?

– И кресты мои.

– Согласитесь, что мне с вами непросто… Закуривайте, – пододвинул офицер к Суровцеву пачку папирос. Из ящика стола достал коробок спичек. Положил рядом с папиросами. – Что вы улыбаетесь?

– Не предполагал, что любезность некурящего контрразведчика столь забавна со стороны. Я тоже не курю. Но, признаюсь, папиросы с собой до недавнего времени носил.

Моряк соображал быстро. Всё понял в какие-то секунды. Ему было ясно – по какую сторону стола чаще приходилось находиться этому человеку при допросах. Но допрашиваемый ошибся. Морской контрразведчик иногда курил.

– Что, будённовская армия действительно так страшна, как о ней говорят? – вдруг неожиданно и заинтересованно спросил он.

– Возьму на себя смелость утверждать, что в деле боевого применения конницы равной ей армии на сегодняшний день в мире не существует.

– Вот как. Любопытно. Любопытно… Просьбы, пожелания имеете?

– Буду вам крайне признателен, если меня увидит как можно меньшее количество людей.

– Это я вам могу твёрдо обещать, – без всякой иронии объявил моряк.

Сквозь сон, в который вкрался шум прибоя, слышался разговор:

– Что, так и спит?

– Так точно, ваше высокоблагородие! Спит. Разбудить прикажете?

– Нет-нет. Пусть спит. Люди с нечистой совестью так не спят. Как полагаешь?

– Полагаю, могут, ваше благородие…