Сергей Максимов - Цепь грифона

– Ваши дальнейшие действия, – как можно спокойнее проговорил Сергей Георгиевич.

– Выслал на помощь сторожевые катера МО-201, МО-205, МО-206. Сейчас из бухты выходят канонерская лодка и тральщики.

– Командование флота и флотилии знают о происходящем?

– Так точно!

– Как я понимаю, они где-то на подходе…

– Так точно!

Суровцев беззвучно выругался одними губами. «Вот оно пресловутое “ни два ни полтора” в своём зримом проявлении», – вспомнил он начальника штаба КБФ Ралля.

– Приказ прежний, – говорил он в трубку, – сковать действия кораблей противника до подхода главных сил!

– Есть! – коротко ответил капитан третьего ранга.

Потратив на переговоры с командующими авиации и авиагруппами больше двадцати минут, получив от них рапорты на исполнение приказов, Суровцев попросил связистов соединить его со штабом флота.

– Доброе утро, Юрий Фёдорович, – поздоровался он с начальником штаба.

– Здравия желаю, – сдержанно ответил вице-адмирал Ралль.

– Я своё обещание выполнил, – сообщил Сергей Георгиевич. – Авиация Волховского и Ленинградского фронтов, а также Седьмой отдельной армии – в небе. Что происходит у вас?

– Все группы кораблей Ладожской флотилии идут к Сухо. Мы тоже подняли свою авиацию. Правда, погода, провались она пропадом…

– Располагаете ли связью с командующим флотом?

– Связь неустойчивая.

– Понятно. Найдите способ довести полученную информацию до командующего. Я дождусь результатов авиаразведки и сразу же выезжаю в штаб Ладожской флотилии.

Несмотря на бессонную ночь, спать ему не хотелось. Вышел на крыльцо штаба, чтобы самому оценить метеоусловия. Снежные заряды следовали один за другим с небольшими перерывами. Порывистый ветер был переменным. Утреннее небо начиналось сразу над головой. Тяжёлое, серое, непроглядное.

Впервые в жизни Суровцеву приходилось если не руководить как полководцу оперативно-стратегической операцией, то координировать её. Волнение от этого было куда серьёзней, чем при прямом участии в боевых действиях. Непреодолимое желание молиться само сложило пальцы правой руки в троеперстие. Оно же, волнение, подсказало и имя православного святого, к которому следовало обратиться, и слова молитвы. Сами эти места оказались неразрывно связаны с памятью о воине, князе и святом Александре Невском.

– Святой и благоверный Александр, – крестясь, вполголоса молился он, – ниспошли мне дерзости от меча твоего. Стойкости от щита твоего. Перед лицом врагов отечества нашего и православия. Аминь.

Радиоэфир всё продолжал и продолжал наполняться переговорами и радиотелеграммами. Командующий немецкой флотилией паромов полковник Зибель вызывал бомбардировщики. Командующий советской Ладожской военной флотилией капитан первого ранга Чероков торопил к месту боя отряд кораблей капитана первого ранга Озаровского и катера группы старшего лейтенанта Епихина из Морье. Командующий авиацией флота генерал Самохин отдавал распоряжения своим лётчикам. В небе над Сухо из тесных кабин самолётов в открытый эфир летела отборная русская брань и немецкие ругательства. И пока было не понятно, чьи первые подбитые самолёты упали в штормовое пространство озера-моря.

Час боя пролетел, как несколько минут. Становилось очевидным, что боевое столкновение двинулось к своей переломной точке. И любой новый фактор мог в корне переменить обстановку в сторону победы для одних и в сторону поражения для других.

Появление в небе пары вражеских Ю-88 не сулило ничего хорошего героическому гарнизону. Немецкие пикировщики, шаблонно выстроив в небе подобие карусели, поочерёдно пикировали на остров. Сбросить бомбы прицельно им не позволили наши лётчики. При выходе из пике на хвост «юнкерсам» цепко садились советские истребители. Воздушный бой то перетекал куда-то за облака, то возникал у самой водной глади почти над головами сражающихся людей. Подбитые немецкие самолёты с рёвом полетели вниз и глухо разлетелись на куски при ударе об воду.

Пользуясь налётом своей авиации, корабли противника, насколько могли близко, подошли к острову сразу с трёх сторон. Точно волчья стая, они полукругом стояли перед желанной добычей. Под защитой катеров около трёх десятков надувных лодок немецкого десанта медленно двинулись к каменистому берегу. Несколько минут перестрелки, и первые немецкие солдаты оказались за прибрежными валунами. Вражеский десант начал сосредоточиваться для атаки.

Раздались команды на немецком языке. Немецкие противопехотные гранаты с длинными ручками посыпались на позиции обороняющихся. Старшина Мартынов, заместитель старшего лейтенанта Гусева, выпустил из рук пулемёт и успел отбросить от себя две вражеские гранаты. Снова схватил оружие. Раздались многочисленные гранатные взрывы. Стреляя из автоматов веером, атакующие ворвались на позиции батареи. Орудийные дворики одного, а следом за ним другого орудия оказались в руках неприятеля.

Четырежды раненный Гусев, истекая кровью, из последних оставшихся сил повёл моряков в контратаку. Он, как никто другой, понимал, что наступил критический момент всего боя. Рядом с ним повёл в атаку своих подчинённых военный инженер третьего ранга Мельников.

– Полундра! – протяжно прокричал старшина Мартынов.

– Полундра! – вторили ему, срывая с себя одежду, другие моряки.

Сбросив бушлат, в одной тельняшке с пулемётом в руках старшина бросился вперёд, пытаясь защитить своим телом командира. С одной и с другой стороны падали убитые и раненые. Способные драться дальше схватились в рукопашной схватке на орудийных двориках. В ход пошли специальные ножи немецких десантников и отточенные штык-ножи самозарядных винтовок Токарева наших моряков. Силы численно были примерно равны. Если, конечно, не учитывать особую подготовку любого десантника для ближнего боя.

Но произошло то, что и должно было произойти. «Дожали характером», – говорят в таких случаях. Люди в тельняшках безжалостно истребляли людей в десантных комбинезонах. И скоро офицеры немецкой флотилии могли видеть в свои бинокли только полосатые спины и такие же полосатые торсы русских моряков у всех трёх орудий батареи. «Чёрно-полосатая смерть» неумолимо побеждала и теперь победила окончательно. Стало очевидно, что избитая, израненная, по локоть в чужой и своей крови, но живая, русская морская пехота почти уничтожила десант.

– Огонь, – теряя сознание, получивший пятое ранение, с лицом, залитым кровью, хрипел Гусев. – Огонь, огонь, – опять и опять повторял он, прежде чем окончательно не потерял сознание.

И старшина, и другие моряки поняли Гусева. Не прошло и пяти минут, как батарея заново открыла огонь. И теперь уже было не важно – находят снаряды свою цель или летят бесцельно. Важно было то, что остров наш, и то, что вражеский десант разгромлен. Но снаряды находили свою цель. Одна вражеская баржа была потоплена огнём моряков прямо на глазах нападавших. Ещё две баржи сели на рифы к северу от острова. Несколько надувных лодок тщетно пытались отплыть от суши. Казалось, сама природа не даёт им это сделать. Штормовая волна отбрасывала резиновые судёнышки обратно на валуны насыпного берега. И становилось очевидным, что пленения в этом бою уцелевшим немецким десантникам не избежать.