Владимир Акимов - Демидовы

— Неужто воевода, а? На такое решился?..

Пантелей на мгновенье прикрыл глаза.

— Не жилец он боле… — всхлипнула старуха Самсоновна.

— Не каркай, ворона! — рявкнул на нее Акинфий и повернулся к Кроту, входившему в избу: — Пушки погрузили?

Крот утвердительно кивнул:

— Завтрева можем трогаться.

— Пантелеша! — жарко заговорил Акинфий. — Я тебя в Москву свезу. Там лекари, заморские. Враз на ноги поставят!

— Сплавщики грят, шибко рисковое дело с такой тяжестью идтить, — глядя в потолок, сказал Крот.

— Ништо, ништо, — не слушая Крота, продолжал Акинфий. — Мы того воеводу попотчуем. — Ои погладил руку Пантелея. — А ты, Пантелеша, ничего ему? Ну, про то, что мне надысь говорил…

Пантелей вдруг тихо улыбнулся и едва заметно покачал головой.

— Слава богу, — перекрестился Акинфий и поднял мокрые глаза на Крота: — Вели на стругах быть наготове. Трогаем тотчас!

— Сплавщики-то… сумлеваются… — вновь начал было Крот.

— Без сумления, — жестко перебил его Акинфий, — только бык на корову взбирается.

Плыли. Мимо пронеслись Чусовые городки, рубленные Строгановыми. На бревенчатых башнях громоздились пушки.

Акинфий стоял на носу переднего струга и зорко смотрел вперед, на приближающиеся скалы, на белые буруны. Рядом с рулевым — лоцман Чернояров и приказчики. Лоцман с виду спокоен, по в глазах напряжение. Обернулся к Акинфию:

— Самос гиблое место. Во-он боец, Разбойник называется. — Он указал на мрачную скалу. Вода там бурлила и пенилась с особенной силой.

— Не трусь, — коротко ответил Акинфий.

— Трусь не трусь, человек — не гусь, с него вода не стекает, — с мрачноватой ухмылкой ответил Чернояров. — Тута много стругов сгинуло.

Смертельно больной Пантелей лежал на палубе рядом с Акинфием. Лежал он на разостланном бухарском ковре и подушках и молча, отрешенно смотрел перед собой.

Стремительно вырастал из воды Разбойник. Крутые волны били в тяжело груженный струг: на дне уложены стволы пушек, колеса, пирамиды ядер, корабельные якори. За первым стругом маячил в отдалении второй, за ним — третий.

Первый прошел. Облегченно вздыхали сплавщики, вытер со лба пот рулевой.

— Пронесло… — хмыкнул Чернояров.

И вдруг позади — крики и громкий треск. Второй струг закрутило буруном, ударило о грудь «бойца» Разбойника. Лопались доски, пробитые чугунными стволами и ядрами. Все свершилось почти мгновенно — струг камнем пошел на дно.

— А-ах, поганцы! — выдохнул Акинфий и кинулся к рулевому. — Заворачивай! К берегу!

Третий струг тоже прошел благополучно окаянное место, но и ему просигналили пристать к берегу, где уже метался Акинфий.

— Пушки! Мать-перемать! Царевы пушки!

— Двенадцать человек утопло, — хрипло говорил мокрый насквозь рулевой с погибшего струга.

— В воду! Все в воду! — кричал Акинфий. — Железо доставать!

— Утопнем все, Акинфий Никитич, — робко возражали ему. — Разве в таком омуте достанешь?

— Все в воду! — И Акинфий первым начал раздеваться. — Что стоите? Веревки давай! Или я вас тут всех в гроб загоню! Давай! Пошел!

Оп перебросил через руку моток веревки и ринулся в воду.

— Двенадцать невинных душ загинуло, а ему железа жалко, — вздохнул лоцман Чернояров, но тоже стал раздеваться. Следом за ним — другие.

Скоро в стремнине барахталось множество людей. Выбивались из сил, стараясь нырнуть на дно и подцепить веревками стволы пушек. Обессиленные выбирались на берег, падали в изнеможении на прибрежную гальку, взахлеб дышали.

— Еремей утоп, — слышался чей-то голос. — Нырнул и не вынырнул.

— И Антон Черенок утоп.

— А ему всё мало, душегуб проклятый.

— За свой барыш он нас всех тут перетопит!

— Что разлеглись? — заорал Акинфий, выбираясь на берег. — Масленица вам?! Паскуды! Царево добро сгибло! Труда сколько!

— Давай, давай, дармоеды! За что хозяин вам денюжки-т платит! — в тон Акинфию ярился приказчик Крот и размахивал нагайкой.

— Ты, милок, нагаечку-т убери. Ить она тож тонет, нагаечка-т…

— Акинфий Никитич! — подбежал испуганный Лиходеев. — Там Пантелей помирает!

Акинфий пе сразу понял, потом тяжело побежал к стоявшему у берега стругу.

…Пантелей лежал на ковре и подушках. Он задыхался, и на губах пузырилась кровавая пена. С ненавистью посмотрел на склонившегося над ним Акинфия.

— Уйди, вампир! Ты что же творишь, а? Что ж ты людей замучил?! В рудниках… на заводе… в лесу… Все мало тебе, мало…

— А ты думал, железо святым духом делается, — нахмурился Акинфий. — Дело это грязное, потное, огня требует. А лесов здесь столько — птица не облетит! А что люди гибнут, так ни в одном большом деле без того не обходится, Пантелеша…

— Душегуб ты! Чем ты боярина Кузовлева лучше? Я вот ему про серебряну жилу не сказал и… тебе не скажу. Вот тебе! — И Пантелей показал Акинфию кукиш. — Пущай лежит, чтоб ваши ноги туда поганые не ступали. И про рудные места новые, что открыл, тоже не скажу. Выкусите!..

Пантелеи задохнулся, кровь алой стрункой потекла из уголка рта. Он захрипел, упал на спину и затих. Глаза остекленело устремились в небо.

— Сами найдем, Пантелеша. Прощай… — Акинфий закрыл глаза товарищу. — Не мы, так другие сыщут. А с воеводой мы за тебя сочтемся, дай срок…

Он глянул на Крота, остановившегося неподалеку.

— Супротив этого места на берегу вели часовню поставить. Для Пантелея и всех утопших. — Он отряхнулся, будто сбрасывал непосильную ношу. — И в путь пора!

БИТВА РУССКИХ СО ШВЕДАМИ ПОД ПОЛТАВОЙ ЗАКОНЧИЛАСЬ ПОЛНЫМ РАЗГРОМОМ ШВЕДСКОЙ АРМИИ КАРЛА XII. ЕДВА ЛИ НЕ ГЛАВНУЮ РОЛЬ В ЭТОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОБЕДЕ СЫГРАЛА АРТИЛЛЕРИЯ РУССКИХ, СОСТОЯВШАЯ ПРЕИМУЩЕСТВЕННО ИЗ ДЕМИДОВСКИХ ПУШЕК.

Князь Меншиков потчевал Никиту жирным обедом в своей походной палатке. Жевали жареную говядину, пили из серебряных кубков. Никита нет-нет да и поглядывал искоса себе на грудь, где висел наградной портрет Петра, усыпанный бриллиантами.

— И Акинфию моему государь велел таку же порсуну послать, — сказал Никита и потер портрет рукавом. — Ну, давай, князюшко, за нашего, за милостивца.

— У государя многие в чести ходили, да немногие остались, — сказал Меншиков, хрустя огурцом. — Вы, Демидовы, стоите крепко.

— А ты надо мной смеялся, Данилыч. Помнишь?

— Кто старое вспомянет, тому глаз вон.

— А кто забудет, тому — оба. Александр Данилыч, ты бы мне пленных свеев отпустил на Уральский завод? Кои к литью железа способны.

Меншиков прожевал кусок, запил из кубка, спросил напрямик:

— Сколько дашь?

— Да мы народ небогатый, — поскреб в затылке Никита, — только, можно сказать, на ноги становимся…

— Ты, Демидыч, хвостом не виляй. — Меншиков потер пальцы о Шведское знамя со львом, что заменяло ему скатерть.