Владимир Акимов - Демидовы

Акинфий, смеясь, подхватил Прокопия.

Санкт-Петербург. В гулком, сколоченном наспех сарае гулял ветер. Никита Демидов, пыхтя от усердия, выводил в толстой кожаной тетради под диктовку.

— У купца Стеблова полторы тыщи пудов железного прута куплено. Да ишшо в крицах железо, — говорил сын Григорий.

— Знаю, — буркнул Никита, — две тыщи да три сотни с полпудиком.

— Сколь мы с тобой, батюшка, деньжищ-то переплатили. На каждом пуде небось алтына по три.

— Что деньги? — притворно вздохнул Никита. — Прах. Жисть — вот золото истинное… А что переплатили — обратно возьмем. Еще как возьмем-то! — Он бросил тетрадь на стол, посмотрел в окно.

Неподалеку, на острове, солдаты пилили сосны. Вот крайняя сосна пошатнулась и грохнулась о землю. На этом берегу, из-за черного скелета недостроенного корабля выехал возок и покатил к демидовскому сараю-складу.

— Ну, — повеселел Никита, — сейчас с аглицкими купцами торговаться будем, душа с них вон!

Английские купцы, сойдя с возка, ввалились в сарай. Самый главный и самый дородный, с седыми бакенбардами и трубкой в зубах, оглядел чугунные и железные болванки, сложенные штабелями вдоль стен, вздохнул и сказал:

— Мы думаем о ваше предложение, мистер Демидофф. Цена есть грабительский! Но мы решил платит вам этот цена.

Он крикнул что-то по-английски и через несколько мгновений двое слуг внесли объемистый кожаный мешок и плюхнули его на стол перед Никитой.

— Без обману? — осведомился Никита, спрятав ухмылку в бороду. — Ладно, ладно, верю.

— Пожалуйста, начните отгрузка нам железа. Сейчас. Нам слишком дорог отдых наших кораблей в Санкт-Петербург.

— Про то мне ведомо, — вздохнул Никита. — Да ведь в цене-то, господа хорошие, мы до сей поры не сошлись…

— Как? — англичанин обескураженно смотрел на Никиту.

— Так это же вчерашняя цена, — посуровел Никита, — ее и надо было вчерась платить, а не кобениться. Нонче цена будет другая.

Англичанин перевел товарищам слова Демидова, и те возмущенно загалдели.

— Какой же цена сегодня? — выставил вперед подбородок англичанин.

— Только вас жалеючи, — вновь вздохнул Никита, — и как нам торговать с вами долгие лета… — Он залихватски хлопнул себя по голенищу. — Эх, была не была! Прибавьте, господа хорошие, еще столько, и дело с концом.

Главный англичанин сделал знак, и слуги забрали мешок с деньгами, понесли к выходу.

— Мы едем к царю Петру! Надеюсь, на этот раз он тебя примерно накажет… А если нет, то английский флаг больше не увидят в Санкт-Петербурге!

— Надейся, надейся, — лучезарно улыбнулся Демидов. — Только запомни — завтрева цена-то опять другая будет…

Англичане, толкаясь в дверях, вывалились из сарая.

— Ссечет нам головы государь, — убежденно проговорил Григорий, — попомни мое слово, батюшка.

Рота ходко месила грязь по прибрежной дороге. Берег был низкий, невская вода длинными языками пересекала дорогу. Командиры покачивались в седлах, кутались в плащи от промозглого ветра.

Внезапно позади, где щетинилась седыми гребнями волн сизо-черная Нева, часто и гулко забухали пушки.

— Господи-и, — закрестились седоусые солдаты-преображенцы и среди них солдат Минаев, тот самый, что предложил когда-то Петру взять на абордаж шведские фрегаты. — Никак, швед налетел…

— Сто-о-ой! — раздался отчаянный крик впереди.

Минаев даже споткнулся от этого крика.

Из-за поворота дороги съезжал под уклон молоденький прапорщик Нефедов. Копыта коня скользили но глине, как но наледи. Прапорщик, весело хохоча, выхватил из кармана мундира штоф, из другого измятую бумагу. Попытался разгладить ее, да только порвал, уронил в грязь и рассмеялся пуще прежнего.

— Хрен с ей, так скажу. Господа офицеры, полнейшая виктория! Шведы в Пиштадте подписали мир!

— Ур-ра-а! — потрясая ружьями, закричали солдаты. Позади продолжали беспорядочно палить пушки.

Прапорщик, крутясь в седле среди обступивших его офицеров, совал каждому штоф с водкой и кричал:

— Лифляндия! Ипгермоландия! Эстляндия, часть Карелии с Выборгом! Навечно русские! А, господа, каково?

— Как же это, братцы? — растерянно бормотал солдат Минаев. — Раз мир… А с нами-то теперь что будет? — Он попытался просунуться к Нефедову, по не смог. — С нами-то как же теперь, а, господин офицер?

— Чего тебе, старый? — наконец заметил его Нефедов. — Пошел, пошел! — И вновь засмеялся. — Господа офицеры! Государь приглашает прибыть вас в Летний сад на машкерад. Солдатам же — тр-ройной порцион водки! — Прапорщик тряхнул головой, парик, соскочив, упал в грязь, и Нефедов стал белобрысым, ушастым мальчишкой.

— Ур-ра-а! — кричали солдаты, потрясая оружием.

— Вот и все. — Царь Петр сильно потер лицо, как человек, давно не высыпавшийся и безмерно уставший.

— Да-а, — вздохнул Никита, — двадцать один годок, шутка сказать…

Разговор шел в маленьком домике-времянке в Петропавловской крепости. С худой крыши капало в глиняную крынку. В углу громоздились банки, где в спирту плавали человеческие и звериные уродцы — не успели, видно, отправить в кунст-камеру. На столе разбросаны чертежи, планы, книги, геодезические инструменты, циркули, перья.

— Обыкновенно ученики науки в семь лет оканчивают, — сказал Петр, криво усмехнувшись, — а наша школа троекратной была. Алешке моему одиннадцати не было, когда мы в первый раз под Нарву-то подступились… Он маленьким смешной был, — Петр вдруг улыбнулся, светло, грустно, ткнул себя в ямку на подбородке: — Все сюда меня целовать любил. Ты, говорил, тутко на бабушку похож. Сейчас бы ему тридцать два было.

— Многих эта война забрала, да не всех обратно отдала, — сказал Никита. — Вот и Алексей-царевич…

— Что?! — Петр резко вскинул глаза.

— Ежели б война не такая долгая, ты б его подле себя держал, воспитывал, — нерешительно продолжал Никита. — Может, и обошлось бы.

— Нет, не обошлось бы… — Лицо Петра исказила судорога, и он заговорил быстро, все более распаляясь: — Я России служу, токмо ей одной! Из тьмы — к свету! В европских народов семью взошли! А он боярский да поповский прихвостень! А ты… Ты во-ор! — И он изо всей силы хрястнул кулаком о столешницу. Стол качнулся, чертежи и инструменты полетели на пол.

Из соседней комнаты выбежала Екатерина и бросилась к Петру. Присела рядом, сорвала парик и, прижав его голову к груди, стала мягко и нежно оглаживать седоватый ежик волос. Петр дышал тяжело, с присвистом. Глаза закрылись, кулаки медленно стали разжиматься.

Никита низко поклонился императрице и попятился к выходу.

— Постой, — шепнула Екатерина. — Ты зачем все железо в Петербурге скупил и английским купцам продавать не хочешь? Они к государю жаловаться приходили.

— Матушка… — Никита прижал руки к груди. — Они ведь воры несусветные, аглицкие-то купцы. Лучше нашего железа нету, а они цену какую дали? А у себя втридорога им торгуют! Грабют, истинный бог, по миру пускают. Вот я и решился проучить ихнего брата. Заступись, матушка… Я тебе с Урала-то каких невиданных самоцветов пришлю, у ихней королевки длинноносой таких отродясь не бывало! Соболей пришлю, горностаев!