Ярослав Галан - Памфлеты

С той поры уже не было ни одного номера «Коровки», в котором бы не появлялся стихотворный фельетон, обязательно заканчивающийся словами:

Что же такое хотел сказать своим читателям Ивась Сорокатый? Он хотел им напомнить, чтобы исправно высылали в газету взносы, пока у них ещё не подохла коровка, крепче сплачивались вокруг своей «коровки», а кроме того, Ивасик Сорокатый из каждой строчки брызгал слюною и желчью на Советскую Украину.

И результатов не пришлось долго ждать: прежде Юрасик-Ивасик был гол как сокол, а теперь выстроил себе приличный домик…

Когда же пришёл сентябрь 1939 года, а с ним Красная Армия, Юрасик-Ивасик ни на минуту не прекратил творческой работы. С его станка, словно по конвейеру, сыпались теперь сотни стихотворений, в которых солнце называлось «солнышком», «воля» — «волюшкой», а «рубль» «рубликом». Он хотел было даже Кремль назвать «кремликом», но не смог найти для этого слова подходящей рифмы. С благожелательной улыбочкой на губах, с ручками, смиренно сложенными на круглом животике, подсчитывая свой гонорарчик, он пробирался на митингах поближе к трибуне и кричал: «Да здравствует!..»

А потом Львов вместе со Шкрумеляком захватили фашисты. Улицы города были залиты кровью многих тысяч его жителей. А Юрасик-Ивасик?..

С неизменной медовой улыбочкой на губах, с подпитой ручкой, он встретил гитлеровского губернатора возгласом «Хайль!», а вернувшись домой, охваченный очередным творческим порывом, написал стишок «Чудо в дубраве».

Какое же это «чудо»? А вот послушайте:

Как видите, нет тут по существу никакого чуда. Шкрумеляк — не Шкрумеляк, а Иуда; Юрасик-Ивасик — не Юрасик-Ивасик, а Иудушка. И разницы здесь особенной нет в том, что ему мерещится дуб-дубочек, а не осина, на которой, как известно, и закончил когда-то свою«долюшку счастливую» Иуда.

Не чудо и то, что после всего этого хочется сказать по адресу несравненного поэта:

— Скатертью тебе дорога, Юрасик-Ивасик, — националистический холуйчик!..

1944

Перевёл Л.Нестеренко

Семнадцатый полк, улан, расквартированный во Львове накануне 1939 года, славился н е только красотой своих коней. Особенно тщательно были подобраны в этом полку его офицеры, преимущественно сынки помещиков. Пилсудский знал, что делал, поручая этим прототипам эсэсовцев подготовку выборов в сейм осенью 1930 года. Они с таким мастерством организовали массовое избиение шомполами крестьян Львовщины, они с такой садистской последовательностью разрушали крестьянское имущество, поливая зерно керосином, а библиотеки — навозом, что Иеремия Вишневецкий, наверное, от зависти переворачивался в гробу.

Когда вся эта братия проходила, бывало, военным строем мимо студенческого общежития, что на улице Лозинского, там открывались окна и возгласам «да здравствуют» не было конца. Этот крикливый энтузиазм молодчиков из фашистской «фаланги» и не менее фашистской ОНР («Обуз народово-радикалыш») имел свои основания. И те и другие были детьми одного и того же отца, и тех и других объединял один и тот же лозунг «бей». Бей украинцев, евреев, бей рабочих, бей всех демократов, всех прогрессивных людей без различия национальности… Онровцы с таким же наслаждением вспарывали ножами животы студентам-евреям, с каким уланские офицерики пороли до смерти несчастных украинских крестьян.

Появление Гитлера на международной арене зажгло в этом «обществе» самые розовые надежды. Наконец, пришёл их мессия, достаточно сильный, чтобы осуществить царство фашизма на земле. Им уже представлялась «новая» Польша: с украинскими и белорусскими землями, но без украинского и белорусского населения. Им представлялись ужо не «погромчики» с двумя-тремя десятками замученных до смерти евреев. Они точили ножи для всеобщей Варфоломеевской ночи. Они собирались резать всех, кто не поклонялся фашистским богам: коммунистов, социалистов, людовцев, представителей демократической интеллигенции, или, говоря их языком, «масонов».

Ахиллесовой пятой польского фашизма было то, что у него не было «надлежащей массовой базы». Но было её ни у Пилсудского, ни у его полковничьей камарильи.

Более благоприятную конъюнктуру создала для пего немецкая оккупация.

Старые, потрёпанные и крайне непопулярные политические лозунги были изъяты из обихода, скомпрометированные вожаки нырнули в неизвестность, чтобы сейчас же после этого вынырнуть в другом месте с перекрашенными волосами и под более или менее романтичным псевдонимом. В их политическом словаре осталось уже только одно слово — «Польша», и этим словом они жонглировали теперь с ловкостью опытных мошенников. Для большей важности они побрякивали оружием, обещая пустить в ход против немцев — «в удобный момент».

Такая тактика дала некоторые результаты. Кое-кто из поляков, сбитых с толку «патриотической» антинемецкой декламацией перекрашенных лисиц, пошёл за ними.

Законспирированная группа ЗВЗ («Звйонзек вальки збройней») превращается в более массовую организацию с претенциозным названием АК («Армия Крайова»). Явно фашистская НСЗ («Народове силы збройне») по тактическим причинам временно стоит в стороне.

Тактику обеим этим группам, как и их названным сёстрам в Польше, диктовал эмигрантский Лондон, — известную уже тактику «выжидания с оружием, приставленным к ноге».

Разумеется, долго длиться это не могло. После Сталинграда, Курска и Киева события разворачивались быстрыми темпами. Произошло то, чего больше всего боялись не только гитлеровцы, по и айовцы, и исзовцы: на фашистскую Германию надвигалась с Востока уничтожающая буря, которая должна была вырвать с корнями не только немецкий фашизм, по и его иноязычные ростки.

Одного только подавления массовой борьбы против немецких оккупантов было уже мало этим названым сёстрам.

Выручили их сами немцы.

Февральским вечером 1944 года гестаповцы вошли в один из магазинов и вежливо попросили его владельца пойти с ними.

— В чём дело? — ужаснулся торговец.

— Пустяки, — ответили ему. — Через час вернётесь домой.

Спустя десять минут торговец сидел перед криминаль-комиссаром Карстеном и его ассистентом Байером.

— Вы городской комендант НСЗ города Львова? — спросил тихим голосом Карстен.

Задержанный даже не пытался отрицать.

Началась беседа, становившаяся постепенно всё теплее.