Лев Рубинштейн - Когда цветут реки

Ван Ю мало разбирался в способах обогащения. Он прятался за тюками на набережной и, разинув рот, смотрел на джонки, быстроходные американские «клиперы», которые доставляли в Шанхай опиум вдвое скорее, чем английские корабли. По реке Хуанпу, пеня воду колесами, спускались и поднимались пароходы с высокими черными трубами. Из труб валил дым, застилая всю набережную. Боцманы и шкиперы ругались на языках английском, французском, португальском, испанском, голландском, малайском и даже иногда на китайском. Но этот китайский язык был меньше всего похож на тот, к которому Ван Ю привык с детства.

Однажды какой-то американский моряк, от которого сильно разило можжевеловой водкой, наткнулся на Ю, схватил его за косу и стал угрожать, что утопит бедного мальчика в реке Хуанпу.

Ю обиделся. Всю жизнь ему приходилось терпеть щелчки и побои, но выносить грубости иностранца было вдвойне горько. Ю даже попытался лягнуть ногой это порождение злых сил, но до этого не дошло, потому что его коса неожиданно перешла в цепкие руки Фу.

— Как ты здесь оказался? — грозно спросил Фу. — Разве ты не знаешь, что моим слугам запрещено разговаривать с иностранцами? Беги в лавку.

Лавка Фу ничем не отличалась от других лавок «китайского города». Это была небольшая каморка, широко открытая на улицу. Вырезанные из дерева вьющиеся растения, богато вызолоченные, образовывали внутри лавки алтарь, в середине которого возвышалось в золотой раме размалеванное изображение бога войны. Перед ним горели лампады и красовались букеты бумажных цветов.

С утра Фу усаживался за лакированный столик. Щелкали маленькие китайские счеты, разделенные посредине планочкой; на них считают одновременно с двух сторон.

Улица врывалась в лавку. Колбасник зазывал прохожих, трубя в раковину. Нищие монотонно пели. Стучали игральные кости. Напротив лавки, под раскрашенным зонтом, чтец, бывший студент, гнусаво читал вслух «Историю трех царств» [26] «История трех царств» — китайский исторический роман; повествует о борьбе трех государств — Вэй, У и Шу, образовавшихся в Китае в III веке. . На дворике перед храмом богини Милосердия располагался продавец сластей с поджаренными земляными орехами, бананами из Кантона, ананасами, арбузами, разрезанными на мелкие кусочки, и плитками пастилы. Проходили крестьяне с бамбуковыми коромыслами, буддийские монахи с бритыми головами, торговцы-разносчики., актеры, колдуны и бродяги. Иногда гремел гонг и появлялся поезд чиновника; впереди — глашатаи с хлыстами в руках, в высоких конических шапках. Несколько слуг несли цепи — явный знак власти. Затем в паланкине с восемью носильщиками проплывал вельможа с надменной физиономией. Все прятались по лавкам. Никто не смеет находиться на улице, когда несут вельможу. И, только лишь паланкин скрывался за углом, снова поднимался шум и шепотом сообщалось: тайпины скоро будут в Шанхае…

На рынке у реки Хуанпу все гудело слухами. Рассказывали о каких-то подметных письмах, которые передавались из рук в руки, из лавки в лавку. Караулы зорко оглядывали лодочки, стайками шнырявшие по реке, Вчера правитель области приказал казнить тридцать человек, подозреваемых в сношениях с тайпинами, и головы их висели в клетках на городской стене.

Но это никого не успокоило. Дело в том, что у горожан вдруг начали исчезать косы. Это происходило незаметно, большей частью на рынке. Легкий толчок в спину — и изумленно оборачивавшийся житель Шанхая оставался без косы. Сзади болтался жалкий пучок, рассеченный, по-видимому, бритвой.

— Это «Саньхэ», — говорили на рынке. — Это опять появилось «Общество Неба и Земли»… А может быть, это и «Малые Мечи»…

Правитель области издал приказ, в котором запрещалось говорить о тайных обществах. На следующий день на воротах его дворца появился огромный красный иероглиф, означающий «позор». Никакими средствами не удавалось его отмыть. Пришлось скоблить ворота.

В полутемных лавчонках и мастерских у реки целый день не прекращались шепот и возня.

Ю было запрещено выходить из дому. Он помогал Фу в лавке: доставал товар, развертывал перед степенными покупателями тончайшие шелковые ткани Кантона и Сучжоу и подавал чай. Часто разговор велся полунамеками, и тогда Ю приказывали убираться в заднюю каморку. Ю снова терпел щелчки и побои. Нельзя было сказать, чтоб Фу был добряк. Он отличался от покойного Ван Чао-ли только тем, что бил не из любви к искусству, а за дело. Зато есть он давал меньше, чем «отец», — два раза в день крохотную шепотку риса.

Чаше всех в лавку заходил Чжу И, старшина шелкового ряда.

Он садился, степенно поглаживал длинный подбородок и подозрительно водил кругом своими хитрыми глазами.

— Стоит ли говорить обо мне? Я скромный торговец. Моя торговля ничтожна. Увы! Тайпины, как говорят, уничтожили таможенные заставы. Это поощряет торговлю. Торговля нуждается в поощрении. Можно ли сказать, что шанхайские чиновники и правитель поощряют торговлю? Нельзя! Увы! Если так будет продолжаться, то мы разоримся. Одни подарки здешним чиновникам стоят больше, чем половина товара. Тайпины, как я слышал, не трогают купцов. Можем ли мы сказать про себя, что мы их враги? Нет! Мы не враги им. Я скромный торговец… Кто это там шевелится в углу?

Фу успокоил его.

— Это ничтожный мальчик с верховьев реки. Его деревня сгорела.

— И в этом нет ничего хорошего, — продолжал Чжу И. — Деревня сгорела — значит, сгорели и ткацкие станки и червоводни. Выгодно ли это нам? Нет! Это невыгодно. Я всегда на стороне тех, кто поощряет торговлю. Все на их стороне. Но разве я могу поклоняться какому-то «небесному отцу» и нести свое добро в общий амбар? Нельзя! Если это так, то я не могу сказать, что я на стороне тайпинов. Но я надеюсь, что они станут умнее со временем. Я просто скромный торговец… Кто там стоит у двери?

— Там никого нет, — сказал Фу. — Но знает ли почтеннейший, что город наполнен беглецами из Гуандуна и Фуцзяни? [27] Гуандун и Фуцзянь — провинции на юге Китая. Все они на стороне тайпинов. Известно ли вам, что солдаты правителя, в случае приближения тайпинов, бросятся не на неприятеля, а на наши лавки? В Синьсюе солдаты разграбили больше двух тысяч лавок и разорили торговцев… Кажется, нам следует подумать об осторожности.

— Это истина, — изрек Чжу И, настороженно поглядывая на Фу, — но мы не можем сражаться с солдатами. Следует принять меры к защите наших лавок и складов.

— Какие меры?

Чжу И покачал головой с таким видом, словно у него что-то застряло в ухе и он оглох.

— А будут ли заморские дьяволы на стороне торговцев в случае тревоги? — спросил Чжу И.

— Я не знаю, — чистосердечно признался Фу.