Лев Рубинштейн - Когда цветут реки

— Говори, — сказал Цзэн.

Но пленник не сказал ни слова. Он вытащил из-за щеки плоскую золотую коробочку, тщательно вытер ее рукавом и на коленях подполз к Цзяну.

Командующий отшатнулся:

— Что это?

— Пусть дажэнь [40] Дажэнь — обращение к высокопоставленному лицу: «ваше превосходительство». соблаговолит открыть.

— Что здесь?

— Осмелюсь умолять дажэня открыть собственноручно.

— Здесь зараза! — нетерпеливо сказал Цзэн.

— Нет, письмо.

— От кого?

— От лица, которое уже не раз беспокоило дажэня своими известиями из Нанкина.

— А! — неопределенно ответил Цзэн.

Издали донесся треск ружейных выстрелов: тайпины и по вечерам не прекращали огня.

Цзэн оглянулся на занавеску и осторожно открыл коробочку. В ней оказалась крошечная бумажная тесемка с несколькими иероглифами:

«Не надо спешить. Помощь приближается».

Цзэн знал этот почерк. К нему не раз доходили бумажки из тайпинского лагеря, написанные той же твердой кистью, с изящным, легким наклоном вертикальных черт.

— Что ты можешь сказать? — спросил Цзэн.

— Я ничего не знаю, кроме того, что небесные воины потерпели поражение под Лэпином.

— А, это хорошо, — пробормотал Цзэн.

Город Лэпин находился в тылу у Ли Сю-чена, и можно было ожидать, что осада будет снята. Все складывалось превосходно.

— Кто написал это письмо? — спросил Цзэн.

— С огорчением докладываю, что мне это неизвестно, дажэнь.

— Кто дал тебе эту коробку?

Пленник замялся.

— Командир дивизии Чжан Вэнь-чжи, — проговорил он неохотно, — которому недавно присуждено наследственное звание «достаточно храброго и обладающего способностями составлять военные планы».

Цзэн рассмеялся.

— Оказывается, у бандитов могут быть даже наследственные знания! — благодушно заметил он. — И он приказал тебе сдаться в плен?

— Совершенно верно, дажэнь.

— Эй, уведите этого человека!

Пленного увели. Цзэн Го-фань велел подать поднос и сжег на нем свое завещание. Он проделывал это уже в третий раз на том же подносе.

— Что угодно приказать его превосходительству в отношении пленного? — спросил начальник стражи.

— В отношении пленного? — весело переспросил Цзэн. — Отрубите ему голову.

Аньши пал в сентябре 1861 года. Ключ к Нанкину был потерян.

Солдаты Ли Сю-чена показывали чудеса храбрости, самоотверженности и выносливости.

Цзэн Го-фань был далек от того, чтобы праздновать победу. Он прекрасно понимал, что имеет дело с лучшими воинами и полководцами Китая за многие сотни лет. Он надеялся постепенно «удушить» Тайпин Тяньго кольцом блокады.

В конце года Ли Сю-чен снова начал продвигаться на восток, к портовым городам. В его руках был Ханчжоу, древняя столица Китая, один из прекраснейших городов мира. В декабре тайпины вошли в Нинбо, старинную богатую гавань на реке, недалеко от залива Ханчжоувань.

В конце зимы, после китайского Нового года, началось второе наступление на Шанхай. Ли Сю-чен хотел овладеть устьями великой реки. У него возникла мысль освоить новые земли для Небесного Государства и даже перенести столицу в Ханчжоу. Стоило ли удерживать Нанкин, который вечно находился под ударами противника?

Но Небесный Царь давно забыл те времена, когда тайпины двигались, нападали, освобождали города. Ему нужен был хорошо укрепленный Нанкин, хорошо построенный дворец, хорошо организованная гвардия. Он нашел себе столицу, основал династию, миллионы людей называли его царем Небесного Государства. Беспокойство Ли Сю-чена казалось ему подозрительным. Оставить нанкинскую крепость? Да разве дьяволы способны взять Нанкин, охраняемый четырьмя армиями?

Так думал не один Хун Сю-нюань. Думали так многие при его дворе.

Нанкин был недосягаем для маньчжурских дьяволов в течение восьми лет. Шесть вражеских лагерей у стен Небесной Столицы были уничтожены один за другим. Не было ли это явным указанием на могучую руку небесного отца?

Никто из придворных не думал о завтрашнем дне. Сомневаться в нем считалось святотатством.

В январе 1862 года около тринадцати тысяч воинов Ли Сю-чена появились в устье Хуанпу, около Усуна.

Английский сеттльмент выставил батальон пехоты и батарею артиллерии.

Другая колонна тайпинов наделала немало хлопот отряду Уорда и отошла после боя возле Гуанфулина. Уорд сообщил о «победе», хотя прекрасно знал, что имеет дело только с разведкой.

Но тайпины не стали брать Сунцзян. Они обошли Уорда и переправились через Хуанпу южнее Шанхая. Пятнадцатого февраля они обстреляли маньчжурские посты в городе.

Уорд объявил тревогу и обещал пленным тайпинам полную свободу и ежемесячное жалованье, если они примкнут к «поддельным чертям».

Несколько человек согласились, в том числе Ван Ян.

Ю, который непрестанно обдумывал новый побег, был потрясен, узнав об этом.

Сомневаться в честности отца недостойно китайского мальчика. Чем больше оставался Ю в лагере Уорда, тем более убеждался в том, что европейские авантюристы способны на любые поступки. Многолетняя ненависть застыла в сердце мальчика и превратилась в камень.

Он слишком много видел и знал для своих шестнадцати лет. Но поделиться своими сомнениями и страданиями ему было не с кем. Он привык молчать и думать. Иногда во сне виделась ему дорога, ведущая вдоль канала, вдоль длинного ряда стройных тополей. В конце этой дороги виднелся проблеск, похожий на зимнее небо перед утренней зарей. По каналу неслышно подходила маленькая рыбачья лодочка. В ней стоял человек с шестом — это был отец. Ю готов был прыгнуть в лодку, но ему приходило в голову, что теперь отец его — изменник… И Ю просыпался весь в поту.

Ван Ян изменил! Нет, не может быть! Тут есть что-то такое, чего нельзя понять.

Однажды он пытался обратиться к отцу, но не успел произнести и двух слов, как раздался крик: «Эй, китайчонок, прочь!» — И Маканайя замахнулся на него палкой. Пришлось уйти.

Ю показалось, что отец глядит на него как-то странно… может быть, даже ласково. Но мальчик не знал, что такое ласковый взор, он только смутно об этом догадывался. Обычно на него смотрели с издевкой. Ведь он был всего-навсего китаец, да еще бедный!

Двадцать четвертого февраля на рассвете равнина Гаоцзяо, на восточной стороне реки Хуанпу, перед самым Шанхаем, оказалась заполненной цинскими войсками. За длинным валом торчали тысячи копий и ружей. За ночь маньчжуры подвели подкрепления. Лю Юнь-фу сказал, что надо было атаковать ночью, а теперь разбить неприятеля будет труднее. Лю командовал уже дивизией, а командиром полка был Дэн. Слышавший эти слова Чжан Вэнь-чжи усмехнулся.

— За правый фланг я отвечаю, — сказал он. — Воины моей дивизии сделают то, что полагается.