Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

За три дня Наталья Александровна как бы заново узнала подругу далекой молодости, а, если вдуматься, то и не очень далекой. И она неожиданно для самой себя порадовалась тому, что тело ее еще свежо и упруго, и нет морщин на лице, и впереди ждет жизнь, долгая, с редкими маленькими радостями, как вот эти три дня.

— Тебе понравились девочки? — оторвала она Нику от созерцания чередующихся за окном однообразных полей.

Ника повернула к ней серьезное и немного печальное лицо.

— Очень понравились. Так жаль, что мы не сможем часто встречаться. Мне было так хорошо с ними.

Первого сентября Ника отправилась в школу. Но в отличие от Лисичанска, в новом классе ее встретили неласково. Никто не хотел садиться с ней за одну парту. Учительница, Раиса Никоновна, даже не попыталась скрыть досады. И без этой у нее тридцать семь человек, полный комплект.

— Садись вон туда, — показала она на последнюю, пустую парту возле окна. На парте с одной стороны была выломана крышка, поэтому за ней никто не сидел.

Вскоре Раиса Никоновна выявила прекрасные литературные способности девочки и полный провал по арифметике. С арифметикой начались нелады еще в третьем классе.

Неизвестно, откуда повелось, Нику стали называть немкой. И еще утвердилась за нею обидная кличка Шкилет.

Особенно старались двое, Саша Бойко и девочка Рая Соколова. Бойко при виде Ники расплывался в глупейшей улыбке, начинал дразниться: «Шкилет, десять лет! Голова на палке, жопа на качалке»!

Рая презрительно смотрела, как Ника проходит по классу, бросала: «Воображала пришла! Ой, ой, смотрите, она идет, ни на кого не смотрит. Немка!»

Ника вжимала голову в плечи, старалась казаться незаметной. Она стала панически бояться Соколову. Та была на голову выше, широка в плечах, крепкая такая деваха.

Каждый день Ника с нетерпением ждала звонка с последнего урока. Заранее складывала книжки в портфель, одна из первых срывалась с места, но чаще всего Раиса Никоновна останавливала ее:

— Куда ты торопишься, Уланова? Я еще не сказала «урок окончен».

Приходилось ждать, а после идти сквозь строй недружелюбно настроенных одноклассников и бояться, как бы кто не подставил «ножку».

В октябре Ника заболела, и надолго слегла в постель. Пусть температура поднималась до тридцати девяти, она была счастлива. Отпала необходимость ходить в ненавистную школу.

После болезни Нику встретили в классе холодно, но немкой называть почему-то перестали. Одна Соколова по-прежнему не давала ей прохода. Находила любой повод, чтобы прицепиться и довести до слез. Однажды пустила в ход руки, схватила Нику за нос. Ника рассвирепела и перешла в наступление, напала на обидчицу с кулаками. Соколова стала обороняться, заслонялась локтем, удивленно приговаривала:

— Смотри, ты, Шкилет драться лезет. Нет, ты смотри на нее!

Она могла сильно ударить Нику, но почему-то отступила, лишь бросила высокомерно:

— Охота была с тобой связываться.

Повернулась и позорно ушла с поля боя. Ника торжествовала маленькую победу, хоть виду не подавала, опасалась, как бы Соколова не сделал ей какую-нибудь новую гадость. Казалось, хватит одной искры, и вражда вспыхнет с новой силой.

События не заставили себя ждать. Однажды, дело было в ноябре месяце, в классе поводили сбор отряда. На сбор пригласили старшую пионервожатую Маргариту Ивановну. Худенькая, востроносая, в очках с толстенными линзами, так, что и глазок за ними не было видно, старшая вожатая, как водится, приняла рапорт председателя совета отряда Шуры Гололобовой, а затем провела с пионерами беседу «О дружбе и взаимопомощи». Сразу было видно, что четвертый «А» класс очень дружный, все пионеры помогают отстающим и следят за дисциплиной.

После беседы Маргарита Ивановна предложила детям поиграть в литературную викторину.

Ника обрадовалась. Она любила трудные вопросы, и готова была на многие ответить, но вопросы все были легкие, весь класс дружно тянул руки, а ее на последней парте никто не замечал. Маргарита Ивановна не видела из-за близорукости.

Но вот она перевернула страничку в тетради и прочла новый вопрос:

— У кого из русских писателей фамилия начинается на букву «А»?

Все стали переглядываться, шептаться. Никто не знал писателя с фамилией на «А». Кто-то обернулся и увидел одинокую руку над последней партой.

— Уланова знает!

— Уланову спросите!

— Ну, Уланова, — обрадовалась Маргарита Ивановна, — говори, если знаешь.

Ника встала с места.

— Аксаков, — громко сказала она.

Маргарита Ивановна на миг задумалась. Пожала плечами.

— Такого писателя нет.

Ника растерялась.

— Как нет?

— Так, нет. Ты придумала. Вот скажи, какое произведение он написал?

— «Аленький цветочек», — несмело, — ответила Ника.

Но Маргарите Ивановне надоело пререкаться с настырной девчонкой. А класс, обернув головы, смотрел с затаенной радостью. Еще бы, воображала срезалась.

— К твоему сведению, — веско сказала Маргарита Ивановна, — «Аленький цветочек» — русская народная сказка, и никакой Аскаков ее не писал.

— Аксаков, — упрямо поправила Ника.

— Садись, — блеснула стеклами очков Маргарита Ивановна, — дети, слушайте следующий вопрос.

Ника села, сгорая от стыда и обиды. Обидно было и за себя, и за «Аленький цветочек», написанный все же Аксаковым. А по классу, словно листопад на ветру, пронесся шепоток: «После урока не расходиться, Шкилета бить будем».

— Правильно, — громко сказала Соколова Рая и обернулась на Нику с откровенной злобой, — ее давно отлупить надо.

Ника все слышала, и сердце ее тоскливо сжалось. Стало страшно. Одна против всех. И за что они ее так ненавидят?

Кончился сбор, все бросились в раздевалку за пальто, оттеснив к стене Маргариту Ивановну.

— Куда вы, разве так можно, — бессильно кричала она.

Но ее никто не слушал. Она ушла, укоризненно качая головой и поджимая тонкие губы.

Ника осталась одна в пустом классе. Собрала портфель, вышла в раздевалку. Здесь уже никого не было. На крючке висело ее одинокое пальто, нарочно испачканное мелом.

— Что это ты последняя уходишь? — поинтересовалась сторожиха.

Сторожиху звали тетей Клавой, за глаза Бабой-Ягой. Нос длинный, спина сутулая. Ника с надеждой глянула на Бабу-Ягу. Попросить, что ли, пусть проводит, хоть до угла. Виновато улыбнулась.

— Меня бить хотят, — с тоской вымолвила она.

— Как это — бить! — изумилась Баба-Яга, — С чего это бить? Иди домой, никто тебя пальцем не тронет.

Но Ника никуда не пошла. Встала, прислонясь боком к стене с обреченным видом. Вот так и будет стоять, хоть до вечера или пока те, на улице не разойдутся. Никуда она не пойдет.

Баба-Яга присела на корточки перед Никой, подняла лицо.