Олег Ждан - Государыня и епископ

Ах, если бы уговорить ее пойти в дом. Вот было бы счастье.

— Правда, что императрица едет? — спросила Аленка на последнем свидании.

— Правда.

— Вот чудо. И мы будем плясать перед ней?

— Конечно.

— Может, она нам и денежек даст? У нее много денег, правда?

— Да есть, как же. А хочешь, я тебя представлю государыне? — предложил и испугался: вдруг скажет — хочу.

Задумалась Аленка.

— Не, — ответила. — Не надо. Что я ей скажу? В чем покажусь? Наряд нужен хороший. Купишь мне такой наряд? — рассмеялась.

Теперь он промолчал. Но получилось хорошо: он предлагал, она отказалась.

Подвозил Аленку просто к отцовской хате. Денежки, что давал на прощанье, вполне удовлетворяли ее родных. А предводитель чувствовал себя счастливым: красивая была Аленка. Голосистая. И плясала лучше всех. Да и все девки хороши. Есть что показать государыне.

За день до приезда императрицы Андрей Егорович Родионов снова собрал всех чиновников и крепких шляхтичей. «Что мы могли забыть?»

Достал прошлогодний ордер Сената, прочитал по строчкам.

— Почивальный дворец и трапезную с поварней и хлебней построили, посуду приготовили, повара ждут распоряжений. Колодец вблизи дворца выкопали, дороги без ям и рытвин устроили, плошки для костров приготовили, две избы вдоль дороги, которые наводили зрению неприятное безобразие, разобрали. Лошади числом пятьсот пятьдесят приготовлены. Что еще? По этому сенатскому ордеру все сделано, давайте по второму.

Задания второго ордера были поручены гильдейскому старосте Рогу. Он поднялся со своего стула, но молчал.

— Что молчишь? — спросил Родионов.

— А что говорить?

— Все выполнил по ордеру или нет?

— Лимоны не выполнил. Ни в Могилеве, ни в Смоленске нету.

— А вино?

— Есть вино.

— Какое?

— Моей винокурни.

Все молчали.

— Да-а. — пропел Родионов, держа в руке ордер. — Думаешь, государыня станет пить твое вино?.. Может, ужин устроить у Семена Баруха?..

Рог уныло молчал.

— Так. Что дальше? Пиво!

— Не будет пива, котел лопнул. Зато гусей забили тридцать. Хорошие гуси, каплуны.

— Зачем тридцать? Сказано — пятнадцать!

— Пускай будет. Заместо пива.

— Понятно, — прошипел Родионов. — Иди с глаз долой. Ищи котел где хочешь, но чтоб пиво было!

Когда двери за старостой Рогом закрылись, Родионов еще минуту молчал, приходя в себя.

—.. .подносить императрице хлеб, вино и фрукты лучшего рода в сосудах, к тому нарочно приготовленных и прилично украшенных, — глухо продолжил чтение ордера, — а также музыкой, барабанным боем, ружейной пальбой.

— Пальба будет как надо, — уверенно заявил Волк-Леванович. — Пушки приготовлены.

— Музыка? — спросил Родионов и посмотрел на Ждана-Пушкина.

— Девки мои будут петь, — ответил тот.

— Так, дальше про богадельни и винокурни, про монахов, чтоб по городу не шатались.

— Игумена предупредил, — заявил Волк-Леванович, — сказал, никого не выпустит.

— Кто его послушает? — воскликнул городничий Радкевич. — Императрица едет! Главное, чтоб пьяных в городе не было.

— Увижу кого пьяным, — сказал Волк-Леванович, — хоть монаха, хоть шляхтича — по шее и в холодную!

— Ну, держитесь, братцы, — вдруг мягко, просительно произнес обер-комендант. — Готовились долго, а испортить можно в один момент.

Все было готово к встрече, каждый знал, что делать, и, наверно, все чувствовали себя более-менее спокойно, все, кроме него. На случай, если императрица будет въезжать в город ночью, заготовлены дрова для костров по обе стороны дороги — на длинную версту перед городом через каждые тридцать-сорок аршин. На рассвете мужики начнут забивать телят и молодых бычков, бить гусей и кур, а повара возьмутся готовить праздничные блюда. Единственно, не приготовили лимоны для императрицы, но если она так любит их, могли бы повара возить с собой, поскольку, в самом деле, — где в Мстиславле лимоны? Без пива свита государыни обойдется, а вот хорошее французское вино будет: еще летом закупил в Могилеве двадцать бутылей французского вина да десять отжалеет скупердяй Ждан-Пушкин. Приготовят повара и гостинцы в дальнейшую дорогу: свежие хлеба, яйца, мясо, твороги и сметаны. Не столь уж долог путь до Новгород-Северска, где предусмотрена очередная остановка и новая перемена продуктов, но мало ли что может стрястись в дороге, пусть будет такой надежный запас.

Печи и грубочку сложил замечательный городской печник Максим Кабанец, украсил немецким кафелем, — а вдруг захочет погреть косточки, не так уж молода она, хозяйка земли русской, хотя думать так, а тем более говорить, нельзя — во-первых, императрица, во-вторых, женщина, а у таких особ возраста нет. Печи уже дважды хорошо протоплены, испробованы на жару и дымность, свежее постельное белье еще раз просушено, кровать императрицы украшена кружевами, матрас и подушка положены пуховые. Не все, однако, удалось решить к общему удовольствию: к примеру, нужно ли, точнее, можно ли поставить у кровати императрицы ночную вазу? С одной стороны, она — человек, тем более, женщина, с другой — как бы не оскорбить таким вниманием, может быть, есть в ее свите люди, занимающиеся такими вопросами, есть и соответствующая положению ваза. С ней, с вазой, возникла было некоторая проблема. Принес ее городничий, хорошо вымытую, беленькую с синим ободком и цветочками, но ведь — пользованную! Родионов ту вазу отверг с презрением, чем если не оскорбил, то обидел и городничего, и его супругу, но и другие вазы — супруг Ждана-Пушкина, Волк-Левановича, ксендзов и православного батюшки, даже собственной супруги Теодоры — не подошли. Причем обсуждали достоинства и пригодность все вместе, отвергали тоже сообща, и когда Родионов предложил собственную, то есть Теодоры, — редкое было единодушие. Каждый отомстил за себя. В конце концов выбрали две ксендзовские, одна была хороша размером, другая надежностью — днище было широким, и следовательно, устойчивым, с удобными ручками.

Мужиков и баб города и окрестных сел известили, чтобы оделись как можно лучше, стали по обе стороны шляха и кланялись императрице низко, чтобы пели песни, а молодые чтоб и плясали.

Ну и главное — лошади. Одна группа, та, которая привезет кортеж в Мстиславль, будет распряжена и, отдохнув, налегке отправится в обратный путь, в Смоленск, а мстиславские повезут Екатерину в Новгород-Северск. Уже два дня они стоят под попонами на нарочно устроенном огороженном загоне с края города, кормленные сеном с клевером и овсом.

Гостей понаехало как никогда много. Три архиепископа, два помощника губернатора, губернский капитан-исправник со своим помощником, председатель губернского Совестного суда, три могилевских городничих, а кроме того около десяти богатых помещиков, которым хотелось взглянуть на императрицу, чтобы потом всю жизнь рассказывать об этом событии детям и внукам, ну и несчитано мелкой шляхты. Все считают себя важными птицами, требуют внимания и заботы. Городничие даже успели поссориться между собой и со Жданом-Пушкиным: ему было поручено устраивать гостей, и предводитель предложил им купеческие дома, но жить с купцами гости были совсем не согласны. Пусть в более бедных домах, но — у шляхты. Меньше всего хлопот оказалось у архиепископов: они устроились у своих священников. Не оказалось в Мстиславле униатов, и потому не было священника, но и его приютил ксендз-католик.