Дэвид Бейкер - Путь слез

Петер подозвал его поближе.

– Да, сын мой?

– Я не нашел в Марии греха, за который бы она так страдала. – Мальчик провел пальцами по кудряшкам и тряхнул головой. – Но теперь я понимаю, как сильно я ранил Фриду и того йомена.

Петер тяжело вздохнул. Он устал и хотел есть, и говорить ему сейчас хотелось о чем угодно, только не об этом. Но сердце подчинилось духу пастыря.

– Позволь спросить тебя: ты никогда не думал, что для послушных Богу детей страдания часто являются благословениями?

Карл задумался и швырнул несколько камешков в воду.

– У меня в голове не укладывается, что такое может быть.

– Знаю, это не просто. Карл, поразмысли над следующим: мне кажется, что наши теперешние мучения надобно рассматривать в ином свете. Видишь ли, Господь ходил по нашей скорбной земле, Он понимает наши чувства. Но ведь Он – Бог, и лучше знает, что нам необходимо, а нам необходимо приближаться к Нему. А чтобы это произошло, боюсь, многим из нас приходится испытывать печаль, иным – хвори, или нищету… или падения. Однако Он все недоброе обращает ко благу. Он посылает нам испытания, дабы мы познали Его милость.

Карл немигающими глазами смотрел на воду.

– Но почему так?

– Ха-ха-ха! Отлично, парень! – он нежно обнял мальчика. – Вот эту загадку мне ни в жизнь не решить. У меня нет на нее ответа, и я не стану ломать голову над ответом, отрок, но послушай, пусть все услышат: мне больше не нужен ответ!

На озеро медленно спускались сумерки, когда откуда-то издалека до лагеря донесся чей-то голос. Карл с Петером вскочили на ноги и вместе с остальными вглядывались в туманную даль. К ним бежал Бенедетто, радостно крича:

– Bambini!Bambini! Петер! Радостные вести!

Дети возбужденно бросились ему навстречу, Хайнц – впереди всех. Бенедетто обнимал каждого, кто попадался ему на пути, тяжело дышал, смеялся и хлопал ладонями.

– Слава Богу! – воскликнул он, прерывисто глотая воздух. – Слава Богу!

– Что такое? – спросил вожак.

– В деревне я нашел для вас средство передвижения. Из Стреза прибыли две баржи, но обе команды гребцов теперь сбежали. Помощник купца уж отчаялся найти новых гребцов, чтобы доставить товар в Павию!

– Гребцов? – не поверил ушам Карл.

– Si, si, ragazzo, – засмеялся Бенедетто. – Именно гребцов. Грести ведь легче, чем идти. Обе лодки вмещают в себя четырех гребцов и груз – тюки с шерстью, которые вам должно доставить. I Го места будет довольно на всех вас.

Ага, менестрель, – недовольно протянул Карл. – Самые младшие не смогут грести и…

– Не смогут, но я-то смогу, – сказал Петер. – У нас довольно сильных рук, чтобы грести. Да! И Бенедетто нам поможет. Мы справимся.

Бенедетто перестал улыбаться.

– С твоего позволения, Петер, но мой путь кончается на этом месте.

Поднялся целый хор возражений крестоносцев.

– Нет-нет, ты должен остаться… Ты один из нас… Нам нужны твои песни!

– Bitte, bitte! – умоляла Фрида. – Ты должен пойти с нами. Мы полюбили тебя, менестрель, да и ты один знаешь эти земли.

Вил выступил вперед.

– Послушай, ты нам нужен.

Бенедетто заломил руки.

– Мои слова не выразят того, как сильно вы успели полюбиться мне. Но с самого начала нашего знакомства я многое потерял. При осаде крепости я лишился той несчастной доли самоуважения, которая у меня была. На этих самых берегах я познал горечь невосполнимой потери, когда мы хоронили малышей. Ах, а бедняжка Мария!.. Мое сердце не выдержит более. Bambini, amici… цена путешествия стала слишком высока, а я всего лишь бедный человек. Я тоскую по своей пристани, где бы я смог петь веселые песни и наблюдать, как мирно течет жизнь вокруг меня.

– Вот уж поистине неблагородное дело, – резко оборвал его Петер. Все мы можем время от времени прятаться в страхе, но предпочесть всю жизнь скрываться – ach, какая самовлюбленная трусость!

Бенедетто опешил от упрека священника.

– Я только пожелал сидеть у воды, петь свои песни и радовать путников. Мне не нужно все это… душевное расстройство.

– Ну и живи себе, как деревенский простофиля. Иди же! Спрячься на своей жалкой пристани, и лиши людей того большего, что ты можешь им дать.

– Почему ты так строг ко мне, Петер? – жалобно спросил Бенедетто. – Я послужил, помог вам, что стоило мне больших усилий. Разве мы не можем мирно распрощаться?

Петер покачал головой, но голос смягчил. Он беспокоился о менестреле, и ему вовсе не доставляло удовольствия сурово поучать его. Дети обступили их обоих и ждали ответа священника.

– Дорогой Бенедетто, ежели бы я молился об исполнении твоих чаяний, я поступил бы как ложный друг. Ибо твои же слова обвиняют тебя, а не я. Ты сам говоришь, что твое сердце жаждет спрятаться от всего, что может заставить тебя страдать Ты не ищешь ни временного отдыха, не заботишься о том, как лучше служить другим. Нет, ты просто спасаешься бегством и трусливо скрываешься.

Открытые слова священника начали злить Бенедетто – верный знак, что слова метко поразили цель.

– Я не скрываюсь! гневно возразил он. – Я ищу простой жизни.

Петер спокойно продолжал.

– Я тебе не судия, да и не ведомы мне тайные намерения твоего сердца. Прости меня, ежели я неправ, добрый друг, но тебе не мешало бы здраво пересмотреть собственную жизнь.

Петер помолчал и положил обе руки менестрелю на плечи.

– Кое-кто заявлял, что простая жизнь достойнее всякой другой. Однажды я сам удалился в монашеский орден, дабы жить просто. Моя жизнь подчинялась простому тройственному обету: беднота, целомудрие, послушание. Но она была тщетой. Нам всем бы хотелось жить просто, без затей, но мир, которому мы призваны служить, это бурный водоворот сомнений и разочарований.

Бенедетто отстранился от священника.

Я был счастлив на пристани. Меня не посещали никакие тревоги, пока я не повстречался с тобой и остальными. Я хочу вернуться к прошлой, безмятежной жизни.

– Истинно, истинно простота может быть в радость. Но простота бывает разная. Когда человек понимает, что миром управляют простые истины, – такую жизнь я охотно похвалю. Однако путь такой простоты лежит именно через жизненный водоворот, дабы преодолев его, мы смогли вполне насладиться простыми истинами.

А простота, к которой стремишься ты, Бенедетто, – другого рода: это чистой воды невежество. Радость, предлагаемая оной, мимолетна, и не спасает от тягот жизни, которые со временем будут притеснять тебя все сильней и сильней. Невежество руководствуется слепотой, а слепота никогда не считалась добродетелью. С годами мнимое блаженство слепоты обратится несчастьем, Бенедетто.

Менестрель не желал, да и не мог признать правоту Петера, и or этого ему стало не по себе. Он долго колебался с ответом, наконец, сказал: