Дэвид Бейкер - Путь слез

Вокруг стоял оглушительный грохот молотьбы, чрез который изредка прорывалось обрывки ругательств, по-видимому, самого хозяина-йомена. Петер знаками позвал Карла следовать за ним. Они осторожно вошли в сени, которые отделяли гумно по левую руку от жилого помещения – по правую. Петер снова позвал:

– Mein Herr, meine Frau… господин, госпожа…

Никто не отвечал. Несколько раздраженный, Петер потянулся к двери, ведущей налево, но не успел он взяться за деревянную ручку, как дверь распахнулась.

– Святые угодники! – вскричала перепуганная хозяйка. – Дидер, Дидер, иди скорей сюда!

Дородная женщина выронила кошель с намолотой пшеницей и убежала.

Едва зерна с частым стуком рассыпались по каменному полу как в сени ворвался широкоплечий бородатый хозяин. Он яростно сверкал глазами, а огромные кулаки угрожающе сжимали молотильный цеп. Его взмокшее лицо было покрыто слоем пыли и шелухи от зерна Он пристально взглянул на дрожащих незнакомцев. Очевидно, непрошеные гости ухудшили его и без того мрачное расположение духа.

Петер робко поднял крест.

– Б-благословение вашему доброму дому? – неуверенно запнулся он.

Карл послушно растянул губы в улыбке, но Дидеру было не до манер. День клонился к ночи, сам он устал и проголодался, а работы еще было и было. Он нахмурился.

– Чего? Вон отсюда, пока я не задал вам трепку. – В его устах угроза прозвучала очень убедительно.

Но Петер не сдавался, а только судорожно сглотнул. «Злой давно бы уже пустил в дело свой цеп», – решил он. Священник обаятельно улыбнулся, выставив единственный зуб.

– О, простите. Я повторю: благословение вашему доброму дому во имя нашего Спасителя. Да будет ваш урожай обильным, а силы да не иссякнут из ваших рук.

Из-за широкой спины хозяина пугливо выглянула жена. Светлый малыш, ковыляя, подошел и ухватился за отцовские колени. Дидер ничего не ответил, а только посмотрел сначала в мигающие глаза Петеру, потом – Карлу.

Мужчина немного подобрел.

– Вы крестоносцы, так ведь?

– Верно, – ответил Петер.

Крестьянин немного помешкал перед вторым вопросом.

– И, надо полагать, вас не двое, а гораздо больше, так ли? Петер кивнул.

– И, надо думать, вы ищете пропитания и ночлега?

Петер отвесил почтительный поклон.

– А с чего вы предположили, что у меня есть и то, и другое?

Священник ответил просто:

– Мы ничего не предполагаем, мой господин. Проявите ли вы милость, или нет, во всем да благословит вас Господь.

Взор крестьянина смягчился, и он взглянул на жену. Потом доверительно отложил цеп и склонился, дабы взять ребенка на руки.

– Господь милостив к этому дому, и мы должны проявлять милосердие. Входите, входите в мой дом.

Сердце Петера ликовало, когда он вслед за Карлом входил в крестьянские покои. В доме пахло полем и лесом, навозом и шерстью, салом, и сыром, и свежеиспеченным хлебом Родные запахи напомнили Карлу о собственном доме, и к горлу мальчика подступил тяжелый комок. «Ах, – подумал он, – кабы мне только прилечь на свою постель». Ему вдруг так нестерпимо захотелось учуять сладкий запах пекарни и увидеть, как мать, далеко-далеко отсюда, снует по их маленькой хижине.

Хозяева повели Петера с Карлом чрез кухню с земляным полом, на котором стояли корзины со свежесрезанным щавелем, синильником и мареной. Потом их завели в небольшую комнатку, где у них от удивления расширились глаза. Дидер заметил их восхищенные взгляды и гордо подступил к новой самодельной печке. Жена, уже освоившись с гостями, гордо улыбнулась и затараторила о том, как хорошо и бездымно работает их комнатная печка.

– Никакого дыма, – воскликнула она. – Даже сырые дрова не доставляют мне хлопот! Клянусь, этой зимой у нас в доме ничуточки не пахло гарью. А еще духовка для хлеба, и мокрые гамаши есть где сушить, и…

– Довольно, женщина. Хватит. Ох, святой отец, им бы болтать без умолку. Но что верно, то верно. Зимой мы садимся за стол как раз у этой печки, снег за окном все падает и падает, а нам тепло и уютно. Да-а… хороший стол, теплая комната, толстушка-жена, смирные дети и кружка хмельного меду! Что еще нужно человеку?

Петер улыбнулся.

– Теперь смотрите, – показал рукой йомен. – Герта разжигает печь снаружи – не изнутри. Видишь! А теперь посмотри сюда: дым идет по каменной трубе вон из дому. Больше не нужно рубить дымного отверстия в крыше. – Сияющий от гордости Дидер прижал к себе зардевшуюся жену. – Никогда нам еще не было теплее, так, женушка? Кроме той зимы, в которую мы поженились! – проревел хозяин, вгоняя жену в еще большую краску. – Ах, да. И наша красавица, малышка Беатрис, перестала так часто болеть.

– Мой муж первым в Листале заимел такую, – хвастала Герда. Ее голубые глаза прищурились и ярко поблескивали из глубины. – Верно, говорю вам. И он единственный смог заготовить двести сыров за год и…

– Ой-ой, Герта, тыковка моя, ты опять заговариваешься! – Фермер, казалось, не привык к столь открытой похвале, де еще и при чужих. Однако улыбка, которую ему даже усилием воды невозможно было сдержать, свидетельствовала о внутреннем торжестве! – Бог благословил меня хорошими овцами и коровами, и дал нам сыру, сколько требовалось. Я работаю не больше остальных людей, а вот моя Герта трудилась, не покладая рук. От заутрени и до вечерней она сбивала молоко. Она даже пряла на продажу, чтобы купить еще молока для сыра. Нет-нет, это не мои руки добились успеха, это все пухлые ручки моей фрау.

Герта стала пунцовой. Ей тоже неловко было от откровенного проявления чувств, но все равно, подметил Петер, оно ей понравилось. Карл восхитился хитроумным изобретением и прервал смущенное хихиканье хозяев.

– Сир, а откуда у вас печь?

– Из Базеля, – ответил Дидер.

– Значит у вас в доме нет ни дыма, ни чадящих углей?

– Не-а.

– Замечательная выдумка. Видать, вы послушный служитель Святой Церкви, раз Господь вас так благословляет!

Фермер устремил на мальчика жесткий взгляд.

– О чем ты говоришь? Я не более послушен остальных людей.

Петер опустился на стул и сморщился от слов Карла.

– Ну, мой господин, верно, Бог благословляет тех, кто подчиняется Его Святой Церкви, и проклинает тех, кто отвергает ее. Вы живете в благословении, потому что вы – добрый христианин.

Петер издал беззвучный стон, а Дидер помрачнел. Он скрестил толстые руки и нахмурился.

– Три года тому назад двое моих сыновей умерли от лихорадки. Это ты их называешь неверными христианами? Значит тогда мой дом жил в грехе, а теперь нет? Может мы вдруг стали лучше после их смерти? Четыре года тому назад нашу малышку Марию растерзал вепрь – тут же, на самом пороге дома… Скажи мне, чем она-то согрешила?

Карл глазами молил о подмоге, но священник молчал. Мальчик не ожидал такого резкого возражения, и отчаянно искал ответа.