Альберт Брахфогель - Рыцарь Леопольд фон Ведель

Пусть любезные читательницы сами представят себе, что должна была чувствовать Анна после своего разговора с Леопольдом. Теперь она узнала об испанке то, что было известно только рыцарю и его матери, и ясно видела, на чьей стороне была вина в их разладе. К тому же Анна заметила, что отец, мать, брат, равно как Гассо и Гертруда, смотрели теперь снисходительнее на Леопольда. К несчастью, она была связана обещанием и не могла передать им того, что узнала. Во время празднеств по случаю присяги, которые должны были продолжаться целые восемь дней, Анна, без сомнения, нашла бы случай примирить рыцаря с теми, которые находились с ним в ссоре, но Леопольд уехал из Штеттина на следующий день после присяги.

Все при дворе искренне сожалели об его отъезде, исключая Сидонию. Однако она этим не много выиграла, ибо на последующих придворных праздниках ее очень мало замечали, несмотря на очаровательные улыбки и огненные взоры.

Леопольд не менее Анны был достоин сожаления.

Не говоря уже о тяжелом ударе, уничтожившем все надежды его только что вновь пробудившегося сердца, сама жизнь его сложилась так, что принуждала его к бездействию, тогда как пылкая душа его так и рвалась исполнить какое-нибудь великое, необыкновенное дело. Клятва, данная матери, принуждала его сидеть дома как раз в самое горячее время, когда в Европе погибали среди ужасной борьбы за те святые вопросы, за которые вступиться было всегда его мечтой. В Австрии шли гонения на протестантов, в Нидерландах распоряжался Филипп II. Оранский неизвестно где скитался. Остатки Гезов спасались на кораблях и приняли название морских Гезов.

Варфоломеевская ночь и жестокие преследования гугенотов, начавшиеся после того во всех французских городах, должны были, казалось, навсегда уничтожить протестантизм во Франции. Леопольд потерял веру в прекрасное и возвышенное.

Со смертью Буссо, особенно же с тех пор, как надежда увидеть Леопольда и Анну соединенными рушилась, Иоанна с каждым днем таяла все больше и больше. Тихая, грызущая сердце печаль о судьбе обоих сыновей ускорила развитие в ней чахотки. Весной 1573 г. жизнь ее подошла к концу.

Наверху в своей комнате лежала Иоанна в постели. Она чувствовала сегодня ужасную тяжесть и утомление, причина эта ей была хорошо известна. Но она улыбалась Леопольду так радостно и счастливо. Во взоре ее была грусть и вместе с тем уверенность в грядущем блаженстве.

— Иди ко мне, Леопольд, — сказала Иоанна, — сядь на край моей постели. Теперь возьми меня к себе на руки.

Он исполнил это, и слезы выступили у него на глазах.

— Нет, нет, не плачь, — сказала она. — Я ведь рада, приближаюсь к освобождению, и ты также! — Она с улыбкой прижалась к нему, обвив его шею своей исхудалой рукой. — Ах, как сладко мне так, мое дитя! Ты, я знаю, сам уже будешь заботиться об испанке, но я хочу, чтобы ты это делал и по моей воле, это дело чести. — Она приподняла голову — лицо ее страшно побледнело. — Поцелуй меня еще раз! В тебе благословляю всех моих детей и родных! Теперь положи меня опять в постель, помолись со мной!

Тихо положил он ее на подушки и обвил ее сложенные руки своими руками.

— Отче наш, Иже еси на небеси… Да придет Царствие Твое! — Еще один болезненный и вместе радостный вздох! Для Иоанны фон Ведель настало Царствие Божие!

Леопольд вздрогнул и пристально посмотрел на нее.

— Господи, Господи! Умилосердись надо мною! Единственное сердце, которое меня любило, перестало биться! Все кончено. Молодость, надежду, любовь, прелести родины, — он поцеловал покойницу, — возьми с собой все, все! — Он, шатаясь, вышел из комнаты. — Мать умерла, — прошептал он, тупо глядя перед собой. — Мать умерла! — простонал он, войдя в зал.

Все бросились наверх и с громкими рыданиями обступили кровать дворянки. Смотрителя Леопольд удержал.

— Послушай, любезный друг мой, поручаю тебе и Николасу все хлопоты по захоронению. Вы уж позаботьтесь о том, чтобы ее похоронили достойно, как подобает для госпожи фон Ведель. Когда же Николас вернется, он уж знает, где меня найти. Я не хочу принимать никого! Предоставьте всем делать, что они хотят. Когда раздастся погребальный звон, вы увидите меня в зале у гроба моей матери — но не раньше!

Он взял свою шпагу, нахлобучил на глаза шапку и вышел из зала черным ходом, между тем как вся деревня собралась к замку, прошел мимо людских, через кухню и направился в конюшни. Тут он сам оседлал себе лошадь, потому что все люди были в комнате Иоанны, и выехал из Кремцова через реплинские ворота. Он поскакал на веттерскую высоту, поворачивая кругом свое бледное лицо, между тем как сцены прошедшего проходили перед ним как во сне.

Сидония и Буссо, семейство Эйкштедт, несчастные спекуляции, сплетни и вмешательства родных — вот что было причиной его несчастья! Он повернул лошадь и поехал на восток через безмолвный лес. Там, у веттерского дуба, Буссо отдал Сидонии свое сердце и из-за нее лишился навсегда земного счастья, тут же, в шумящем лесу, он, Леопольд, облегчил некогда криком свое, до смерти скорбящее сердце. Что же оставалось теперь в Кремцове? Бренные останки той, которая одна никогда не сомневалась в нем и в которой и он никогда не ошибся!

— Женщина, не похожая на мою мать умом и душою, никогда не будет мне по сердцу, — прошептал он…

Сказав это, он повернул на север, пустил свою лошадь в галоп и направился к одинокой деревне Десдихады. Из Кремцова раздавался похоронный звон, развевались траурные флаги, а в одиноко стоявшем деревенском доме, в комнате под чердаком, стояла вся в слезах, со скрещенными на груди руками, обесславленная испанка.

— Он к тебе идет! — С этими словами она бросилась поспешно вниз. Дверь заскрипела, Леопольд вошел, ведя под уздцы свою лошадь, которую затем пустил пастись в огород. Пока она запирала дверь, он стоял и неподвижно глядел прямо перед собой.

Тихо подошла она к нему.

— Господин, любезный мой господин, ты в горе!

— О, — вскричал он, — я горюю, как ты однажды горевала о тех, кого любила! Так смерть сближает христианина с иудеем! О, моя мать!!

Он бросился на шею Сары. Силы оставили его. Печаль одержала верх над волей!

Кончина Иоанны фон Ведель была страшным ударом для всего семейства. Гассо и Гертруду это несчастье потрясло сильнее нежели других. Госпожа Эйкштедт и а особенности Анна были безутешны. Едва только Гассо получил в ночь кончины страшное известие, как он вскочил на лошадь и помчался в Кремцов. Исключая прислугу, он застал подле покойницы лишь доктора фон Борка и единственную родную дочь Иоанны, Бенигну фон Бонин, с ее мужем. Леопольда с ними не было.

— Скажите, Бога ради, где Леопольд! — спросил Гассо смотрителя в страшном беспокойстве.