Альберт Брахфогель - Рыцарь Леопольд фон Ведель

Раздались одобрительные восклицания. Шейх поднялся с места и сказал:

— Если иноземный эмир приходит с такими мирными намерениями и такой надеждой на Бога, тогда пусть он сам расскажет нам в своей песне, кто он такой и с какой целью путешествует!

Шабати сделал знак, и Леопольд повторил свою песню, с той только разницей, что в конце каждой фразы переводчик повторял его слова подобно глашатаю. Пение нашего героя произвело удивительное впечатление. Шейх встал, подошел к Леопольду, обнял его и торжественно предложил быть его гостем.

— Храбрый и искусный брат мой! Сыны пустыни приветствуют тебя! Народ мой будет служить тебе по дружбе, не требуя платежа. Будь моим гостем вместе с твоими товарищами, и да поразит меня ангел смерти в детях и внуках, если мы тебя не проведем безопасно до святой горы Амозиса (Моисея), на которой был дан вечный закон всем народам!

Арабы угостили путешественников всем, что только было у них лучшего. После ужина Леопольд опять взял свою лютню и вновь привел всех в восторг. Легли спать очень поздно, в голове рыцаря теснилось множество мыслей: простота и радушие арабов напомнили ему о нравах патриархальных времен, ему казалось, что он отдыхает в шатрах Авраама и Иакова.

На другой день шейх дружески простился с гостями и дал им сорок арабов под начальством собственного сына, чтобы проводить их до Синая. Во время пути не случилось ничего особенного.

Приехав в Каир, наши друзья вместе с другими путешественниками остановились у места сбора пошлины. Пока рассматривали товары купцов, торопившихся на базар, Леопольд и Шабати стояли несколько поодаль, возле своих верблюдов. Вдруг Шабати указал Леопольду на почтенного еврея с белою, как снег, бородой, он сидел среди своих чиновников и отдавал приказания.

— Старик этот — начальник еврейских сборщиков и, верно, один из их ученых раввинов, потому что здесь все занимаются этим выгодным ремеслом. Если нам удастся приобрести его расположение, тогда мы можем быть спокойны.

Леопольд сообщил переводчику, что у него есть рекомендательные письма штеттинских евреев.

— Если они написаны по-еврейски, тогда они нам может быть, помогут. Дай мне их. Я передам их старцу от твоего имени.

Леопольд дал ему письма — и Шабати отправился с ними к старику еврею. Переводчик был малый сведущий, перед шейхом пустыни он произнес длинную речь, тут же он понимал, что это ни к чему, поэтому молча стал перед иудеем, скрестив на груди руки.

Старик медленно повернул к нему голову.

— Что такое?

— Господин мой поручил мне передать тебе эти бумаги. — Он подал их еврею.

Последний развернул бумаги, заглянул в них и с удивлением приложил руку ко лбу, потом прочел наскоро до конца оба послания и свернул их опять.

— Кто ты такой?

— Я Шабати, переводчик из Триполи.

— Приведи ко мне твоего хозяина и его спутников вместе с верблюдами!

Шабати поспешил исполнить его приказание, и немецкие путешественники явились перед старцем с Леопольдом во главе.

— Ты Леопольд фон Ведель, господин?

— Да, это мое имя.

— Что Сара, благородная и несчастная из нашего несчастного племени, все еще живет под твоим покровительством?

— Она продолжает жить на земле моих отцов в доме который подарила ей моя покойная мать.

— Прославляю Бога моих отцов, Авраама, Исаака и Иакова, что мне довелось увидеть хоть одного христианина, который жалеет наш бедный народ и не постыдился протянуть нам руку помощи!

Он сказал несколько слов одному чиновнику и отдал ему бумаги, потом он подозвал другого и также дал ему какое-то приказание.

— Иди в мире, господин, вместе с твоими товарищами. Везде, на египетской земле, тебя будет охранять старый Наван-бен-Рагель, власть его отопрет тебе все двери, даже двери гробниц! Наслаждайся спокойно созерцанием нильских чудес, когда же возвратишься домой, скажи штеттинским евреям и осиротелой Саре, что мы приняли тебя, как будто ты из нашего племени! Деньги ты получишь, вещей ни твоих, ни твоих спутников никто не тронет. Но как чиновник, я не смею освободить тебя от пошлины. Во сколько ценишь ты ваше добро?

— Нам оно стоило трех тысяч пиастров.

— Хорошо так тебе придется заплатить здесь сто а в Александрии двести пиастров. Будь благоразумен, друг, и покорись необходимости. Зато никто не будет осматривать твоих вещей, как бы ни было много у вас драгоценностей. Но одно советую тебе: не носи при себе ничего, кроме денег! Александрийские евреи точно коршуны! Впрочем, они не могут иначе поступать, потому что слишком много вещей вывозится!

— Я приехал не из-за драгоценных камней или выгоды, — отвечал Леопольд, — но для того, чтобы видеть творения Божии и сооружения человека.

— Так, так, — ответил, улыбаясь, старик. — Зачем ты приехал, твое дело — не наше. — Он взял бумаги, отдал их Леопольду и при этом пожал ему украдкой руку. Потом он взял исписанный лист бумаги, к которому была приложена печать, подошел к турецкому офицеру, стоявшему тут же и, отдав ему с поклоном записку, шепнул ему что-то. Турок прочел бумагу и сделал знак рукой, Подбежал один кавас и получил бумагу вместе с приказаниями.

— Садитесь на своих верблюдов, — сказал офицер Леопольду и его товарищам, — и въезжайте в город. Мир и благополучие да будет с вами!

Иноземцев привели в дом богатого венецианского купца Паоло Монако. Он принял их очень любезно и, приветствуя, сказал, что их ждет сюрприз.

Действительно, войдя в дом, они увидели Ганса фон Арнима и доктора Палудано, которые приехали в Каир час тому назад. Пошли с обеих сторон расспросы. Арним рассказал, что получил в Триполи присланные из Европы деньги и, так как капитан корабля отправлялся с новым грузом обратно в Египет, он и доктор решились воспользоваться случаем, чтобы соединиться с товарищами и продолжать с ними путешествие, прерванное ими только из-за недостатка средств.

Вечером, когда каждый удалился в назначенную для него комнату, настала для Леопольда минута прощания с Шабати. Переводчик полюбил его искренне и был очень печален, но делать было нечего. Капитан корабля ждал его, и он был обязан с ним ехать, чтобы донести Ахмет-бею, как он исполнил его поручение.

— Поклонись от меня моему другу Ахмету, — сказал рыцарь переводчику, и, отрезав один из своих длинных белокурых локонов, прибавил: — Принеси ему эти волосы в доказательство, что ты видел, как я сжег его письмо. Прощай, Шабати.

Почти с благоговением взял Шабати белокурые волосы и, завернув их в кусок полотна, который вынул из дорожного мешка, положил в свой тюрбан и крепко обвернул последний вокруг своей бритой головы. Потом он поцеловал руку Леопольда и со словами: «Великий Бог есть единственный могущественный покровитель!» вышел из комнаты.