Игорь Росоховатский - Изгнание Изяслава

Елак пустил Ита во весь опор. Если жеребец окажется в шакальей стае, пастух не сможет его спасти. Самому кутонци тогда грозит опасность. При виде добычи шакалы могут осмелеть и напасть на человека.

Юноша достал из-за спины лук, наложил стрелу. Он бил без промаха. Шакал подпрыгнул в последний раз. Магомет укоризненно глянул на подъезжающего пастуха и, видно, вспомнив о плети, зарысил.

Еще один перестрел – и он вбежит в расположение стаи.

Елак пронзительно свистнул. От табуна отделился серый комок и, лая, помчался к пастуху. Елак надеялся, что лай сторожевого пса отпугнет шакалов. Он поскакал наперерез Магомету, громко крича и улюлюкая.

Но шакалы были голодны и потому бесстрашны. Первым выскочил из-за холма вожак, приземистый зверь с широкой грудью. Он тявкнул и, пристроившись позади коня, погнал перепуганного Магомета еще быстрее. Справа и слева от жеребца замелькали такие же сопровождающие. Они гнали жертву все дальше и дальше от пастуха.

Охваченный азартом погони, Елак и не заметил, как углубился в степь. Он опомнился лишь тогда, когда Ит тревожно заржал и вздыбился. Несколько шакалов выскочили навстречу пастуху из ложбинки. Пес схватился с одним из них, и они покатились по земле, оставляя клочья шерсти. Со всех сторон подбегали шакалы. Звери отощали, их ребра выпирали под облезшими шкурами.

Теперь все решали мгновения. Елак наметил шакала покрупнее и пустил стрелу. Он стрелял наверняка, так как зверь находился всего лишь в нескольких шагах. Как только шакал упал, на него набросились голодные собратья.

Елак подскакал к куче чавкающих зверей. Перегнувшись с седла, он несколько раз взмахнул кривой саблей. Затем, зажав саблю в зубах, юноша спрыгнул на землю, схватил убитых шакалов и расшвырял их в разные стороны. Через минуту вся стая разрывала еще теплые тела своих собратьев, а Елак гнал Магомета обратно к табуну…

Хитрость пастуха победила стаю. И, придя в себя после побоища, юноша запел:

Хитры лающие звери и смелы лающие звери,

их нельзя сосчитать, их больше, чем травинок в степи,

но кутонци Елак победил их мечом своей мудрости,

слава Елаку-лучшему из пастухов!

Восторгаясь собой, юноша не заметил, что Магомет слегка прихрамывает. Но зато кмет Сатмоз, неизвестно откуда появившийся в степи со своими телохранителями, сразу заметил это. Он подскакал к Елаку, слегка пригнувшись в седле, и уставился на него неподвижным взглядом. Сатмозу исполнилось уже сорок два года. Он участвовал во многих сражениях и был известен своей храбростью. Его лицо с хищным горбатым носом еще сохранило суровые черты степного орла. Но щеки уже начали оплывать от обильной еды, под глазами появились мешки, фигура утратила гибкость. Это был еще орел, но орел отяжелевший, обрюзгший, притупивший свои когти в праздности. Указывая плетью на Магомета, Сатмоз спокойно спросил у Елака:

– Хромает?

Юноша присмотрелся к коню и ответил:

– Хромает.

Сатмоз приподнялся в седле, с размаху полоснул плетью Елака по плечу и снова спокойно спросил:

– Почему?

Дрожа от обиды и боли, Елак начал рассказывать о битве с шакалами. Даже в эти минуты он привычно пересыпал свою речь цветистыми сравнениями. Кмет довольно заметил:

– Мой оглян [62] Оглян:Юноша-раб, юноша-слуга. , ты расстилаешь узоры слов по воздуху.

Когда Елак закончил рассказ, Сатмоз сказал поощрительно:

– Ты показал себя мужчиной. Я возьму тебя в телохранители, и ты будешь моим ирци [63] Ирци:Певец. . Но сначала ты получишь десять ударов плетью по спине за то, что по твоему недосмотру Магомет отбился от табуна. Затем ты получишь еще десять плетей за то, что оставил табун без присмотра.

И Елак получил десять и еще десять ударов от телохранителей кмета. Затем табун поручили другому пастуху, а Елаку на ободранную, окровавленную спину накинули расшитый золотыми нитями легкий и теплый чекмень и вокруг его живота обернули несколько раз сверкающий пояс – аиль. Так пастух стал ирци – певцом кмета Сатмоза и получил новую работу. Ободранная спина горела, ныла. Одежда липла к ней и увеличивала боль. А Елак, повинуясь желанию кмета, пел о его мудрости и храбрости:

Суровое лицо хана Кемельнеша было повернуто к собеседнику. Губы раскрывались и закрывались, пропуская слова, и больше ни один мускул не дрогнул на его лице цвета обожженной глины.

– Ты пойдешь в землю Рус моим послом. Ты скажешь кагану [64] Каган:Князь, государь, древний тюрко-татарский титул. Изяславу:"Если дашь все, что просим, племя гуун не будет топтать твою землю ни в это лето, ни после…"

– Я скажу:"ни в это лето, ни после…" – как эхо повторил Сатмоз. Он понимал:"Сказать можно все, что угодно. От этого у меня не уменьшится богатств, а у русского хана не прибавится спокойствия".

– Я посылаю тебя потому, что ты хитер и жаден, Сатмоз, – продолжал Кемельнеш. – Десятая доля всего, что выпросишь для племени, пойдет в твою юрту.

– Ты посылаешь меня потому, что я, как собака, верен тебе, о солнцеликий хан! – воскликнул кмет. – Щедрой рукой ты отсыпаешь мне дары своего расположения.

Он смотрел на хана с выражением восторженной преданности, он ежеминутно прикладывал руки к сердцу. Если бы своевременно удалось зарезать Кемельнеша, он – Сатмоз – был бы сейчас ханом и повелителем. Но судьба полюбила бывшего бедняка Кемельнеша. Судьба глупа. Следует иногда своей рукой исправлять ее ошибки. Ханом может быть лишь тот, кто не подвластен таким глупостям, как честь и благородство.

Не обращая внимания на улыбки Сатмоза, хан Кемельнеш говорил:

– Если властитель русов потребует клятвы, клянись Христом, Магометом и всеми другими богами. Однако избегай, клянясь, прикасаться губами к оружию. Оружие да будет священно!

– Ради племени я готов нарушить и эту клятву! – поклонился Сатмоз.

– Даже ради своей жадности не делай этого, – промолвил хан, и Сатмоз невольно подумал, что с Кемельнешем трудно разговаривать – он слишком хорошо знает своего кмета.

– В это лето наши пастбища обильны травой. У нас вдоволь мяса и кумыса, и мы можем не беспокоить землю Рус. Но если на следующее лето наши земли оскудеют и нам достаточно будет четверти пояса, чтобы обернуть свой живот, мы нарушим клятву. А сейчас готовься в путь. Следом за тобой поедут воины Огуса. Они совершат последний набег, пока ты еще не поклялся. Иди!