Марк Орлов - Сказания и легенды средневековой Европы

Замечательно, что холодный и легко впадающий в сомнение Бекон в астрологию свято верил. Он говорит, что светила в их движении и взаимном положении суть настоящие источники судьбы человека, что весь характер и склад жизни человека определяется положением их на небе в момент его рождения и что нет ничего легче, как познать и прошедшее, и будущее с помощью астрологических таблиц, которые, кстати сказать, самим же Беконом и были изготовлены. Но он впадает в странное противоречие, утверждая в то же время, что воля человека вполне свободна, что он, следовательно, может распоряжаться собственною особою, как хочет.

Таким образом, в сущности, положение астрологов было довольно щекотливое. Духовное начальство, и особенно инквизиция, когда она явилась и установилась, могли их побеспокоить каждую минуту и потребовать от них разъяснений по поводу отправления ими своей специальности. Надо было распознать, какою именно астрологиею человек увлекается: дозволенною или недозволенною, а сверх того, не присоединяется ли к астрологии еще что-нибудь. Ведь раз человек получил вкус к тайным наукам, то, пожалуй, и не ограничивается одним созерцанием позиций светил небесных. При колоссальном искусстве инквизиторов раздвигать пределы виновности очень невинный на самом деле звездочет-любитель мог оказаться и колдуном, и некромантом, да вдобавок еще еретиком. И если такие происшествия случались не часто, то, как мы сказали, это зависело лишь от чрезвычайного почтения, каким астрология пользовалась у сильных мира сего, светских и духовных. Но однако, все же с астрологами бывали пренеприятные приключения. Об этом свидетельствует дело очень известного в свое время ученого врача Петра Апонского. Его многие считали величайшим магом своего времени; но собственно магиею он не занимался, а занимался медициною и астрологиею; славу же мага приобрел за свои необычайно удачные исцеления. За что, собственно, он был притянут к инквизиционному судилищу, об этом трудно судить. Но что его было за что притянуть, это вне сомнения. В одном из своих сочинений он рассыпается в пышных восхвалениях астрологии и неосторожно заявляет, что медицина немыслима без содействия астрологии, причем приписывает звездам такое влияние на судьбу человека, что у него перед светилами как бы вовсе стушевываются божественная воля и всемогущество. Таковы по крайней мере общий смысл и характер его гимнов могучему влиянию светил. Самые крупные события мировой истории у него прямо подчинены влиянию светил; так, например, всемирный потоп, по его толкованию, случился потому, что в то время Земля была под влиянием планеты Марс, и как раз в это время случилось соединение Марса с какими-то другими планетами в созвездии Рыб; от этого и произошел потоп; кабы не это сочетание светил, то потопа бы и не было. Так рассуждать под носом у инквизиции было очень легкомысленно. В той же книге ученый толкует о влиянии Луны на нравы жителей Содома и Гоморры, на исход евреев из Египта, доказывает, что соединение Сатурна и Юпитера в созвездии Тельца, случающееся однажды в 960 лет, всегда сопровождается величайшими событиями, что ко времени такого соединения относятся болезнь Навуходоносора, рождение Моисея, Александра Македонского, Магомета и т. д. Кончилось тем, что инквизиция вчиталась в эти зазорные места книги Петра Апонского и взялась за ученого автора. Притом он был человек очень богатый, врачебная практика принесла ему огромный доход, значит, он представлял собою очень ценную добычу. В первый раз ему как-то удалось вырваться на свободу из цепких когтей священного судилища. Но скоро его опять схватили, и на этот раз он, значит, оказался уже еретиком нераскаянным, вновь впавшим в прежнее прегрешение, а в этих случаях инквизиция пощады не знала. Его, наверное, сожгли бы на костре, но он упредил это событие естественною смертью.

Почти такую же, но много более поучительную участь испытал Чекко из Асколи. Он еще в ранней молодости предался свободным искусствам и, между прочим, имел обширные сведения по астрологии. Скоро он приобрел славу первого астролога своего времени. Он был молод, тщеславен, ему было мало приобретенной славы и он хотел, чтобы его считали первым астрологом в мире, начиная со времен Птоломея. Он был очень остроумен и едок, и невоздержан на язык, и, конечно, как водится, нажил себе ожесточенных врагов. Конечно, на астрологию он смотрел как на науку из наук и создал себе из нее что-то вроде особой, своей собственной веры, т. е. ереси. Чекко до того вник в звезды, что даже хвалился, что по звездам можно узнать, о чем человек в данную минуту думает или что держит в зажатой руке. И у него все это истолковывалось в смысле отчаянного фатализма; человек-де должен неотразимо и фатально думать в данную минуту о том-то, если он родился под такими-то сочетаниями светил, а в данный момент (т. е. когда предстоит определить его мысли) состоялось такое-то их сочетание. В глазах инквизиции все это составляло уже не только отрицание свободной воли, но и явную ересь. А между тем Чекко то и дело делал предсказания разным самым выдающимся лицам насчет их судьбы; так, он предсказал, что предстояло Людвигу Баварскому, Карлу Калабрийскому, сыну короля неаполитанского Роберта, и многим другим. И все его предсказания сбывались, что, конечно, доставило ему колоссальную славу по всей Италии и даже далеко за ее пределами. Но опять-таки эти предсказания ведь не были плодом откровения свыше, а добыты путями совсем иными, и это инквизициею тоже было взято в соображение. Тем временем Чекко сделался придворным астрологом Карла Калабрийского. Это почетное положение, конечно, создавало вокруг него весьма надежный оплот против натиска инквизиции, но Чекко не сумел удержать за собою эту позицию; он был и молод, и надменен, и самонадеян, и страшно высоко ценил свою ученость; придворный из него вышел самый неудачный. У Карла родилась дочь, и Чекко, конечно, должен был составить ее гороскоп (предсказание судьбы по звездам). И вот он объявил, что принцесса не только склонна от рождения, но даже прямо вынуждена будет, когда вырастет, продать свою честь! Это скандальное предсказание было равносильно прошению об отставке от придворного звания. Почему в этот момент инквизиция не овладела своею добычею, не умеем сказать. Чекко до поры до времени оставили на воле. Он перебрался в Болонью, начал там профессорствовать. В это время ему пришла охота написать толкования на знаменитую книгу Сакробоско «Sphaera». (В этой книге ученый автор делает свод всех современных ему воззрений о небе и земле и строении вселенной.) Книга была написана ловко, не заключала в себе ничего такого, что могло бы причинить цензурные неприятности автору. Злополучный Чекко, нападая на какие-то положения Сакробоско, вздумал доказывать, что с помощью известных чар и при известном сочетании светил вполне возможно принудить злых духов совершать чудеса. Надо полагать, что сам Чекко едва ли в это верил и во всяком случае не делал этого, а отразил в этих своих словах ходячие народные верования, быть может, в погоне за популярностью. Эта его книга произвела нехорошее впечатление на благочестивых читателей. Вдобавок, он пустился в ней в исторические соображения самого рискованного свойства. Это были неосторожные слова: в них все увидели прямой вызов духовенству. Болонский инквизитор фра Ламберто поднял брошенную перчатку. Чекко притянули к суду инквизиции и на первый раз обошлись с ним чрезвычайно милостиво: заставили только публично отречься от заблуждений и выдать инквизиции все астрологические книги, какие у него были; сверх того ему запретили преподавать и наложили, конечно, епитимью и денежную пеню. После этого процесса его положение сделалось в высшей степени щекотливым. Он оказался изобличенным и покаявшимся еретиком и, следовательно, в случае новой провинности становился уже нераскаянным еретиком, рецидивистом, которому на пощаду нечего было и рассчитывать. Значит, ему теперь следовало быть, что называется, тише воды, ниже травы. Но он был не такого склада. После суда он переселился во Флоренцию, где тогда властвовал его прежний патрон, Карл Калабрийский. Здесь Чекко снова принялся за старое. Он начал продавать свои сочинения, уверяя публику, что в них введены все поправки, потребованные болонским инквизитором; но это была неправда: книги продавались без всяких поправок. Начались опять и предсказания. В мае 1327 года в Италию вступил во главе своих полчищ Людвиг Баварский; Чекко предсказал, что этот немецкий принц займет Рим и будет там коронован. Всем этим воспользовались его враг и ненавистник канцлер Карла Калабрийского и знаменитый доктор философии Дино дель-Гарбо. В 1327 г. Чекко был арестован флорентийским инквизитором Аккузио. Инквизиция, ни на минуту не выпускавшая его из виду, пересчитала по пальцам все его провинности. Но ей хотелось добиться от него полного покаяния, и она щедрою рукою применила к нему пыточный метод. После того его торжественно судили в присутствии флорентинской духовной и светской знати и приговорили к сожжению.