Марк Орлов - Сказания и легенды средневековой Европы

Процветание магии под влиянием упомянутой папской «рекламы» этого искусства скоро принесло свои плоды. Об этом можно судить по очень громкому скандалу, разразившемуся в 1325 году в Париже. Началось с того, что в одной пригородной местности у перекрестка стали останавливаться собаки и с ожесточением рыли землю. Их пробовали отгонять, но они возвращались; их, очевидно, что-то зарытое в земле неотразимо привлекало. Дали знать властям, взрыли в том месте землю и откопали ящик, в котором был заточен живой черный кот, а рядом с ним хлеб, пропитанный миррой и святою водою. По каким признакам заключили, что тут не просто масло и вода, не священные, это нам неизвестно. От ящика к поверхности земли шла трубка, очевидно, долженствовавшая снабжать арестованного кота воздухом. Созвали всех столяров из окрестных мест, и вот один из них признал ящик за произведение рук своих; он делал ящик по заказу некоего Жана Прево. Взялись за Прево и живо привели его в откровенное настроение пыткою. Он оговорил целую толпу цистерцианских монахов Сарцельского монастыря, начиная с их настоятеля. Главными виновниками оказались монахи Жан Персан, маг и чародей, и еще другой монах, его ученик. По расследовании оказалось, что почтенный аббат был обокраден; кто-то унес у него значительную сумму денег. Желая разузнать вора, он и обратился к добрым услугам монаха-колдуна. Штука с черным котом и была устроена этим чародеем. Кот должен был оставаться в своей подземной тюрьме три дня. После того его надлежало убить, кожу с него содрать и разрезать на узкие ремни, а из ремней этих соорудить круг на полу. В круг должен был вступить человек, которому надо было ворожить, предварительно вложив себе… кусок мяса того же кота. В такой оснастке человек этот должен был воззвать к демону Бирику, и тот немедленно явился бы и ответил на предложенные вопросы. Во время суда Прево благоразумно упредил неизбежную развязку и скончался своею смертью; но его труп все же сожгли; прочих виновных сожгли живьем. Замечательно, что монахи того монастыря были наказаны гораздо строже, чем надлежало бы по их уставу. Значит, настала полоса более жестокого отношения к колдовству, очевидно под влиянием стараний папы Иоанна.

Притом зараза колдовства дала весьма значительную ветвь в сторону духовного сословия. И это не удивительно: в Средние века монашество было самым образованным сословием. Если кого в то время можно было назвать людьми «книжными», так это именно монахов. А магия изучалась по книгам, и эти книги добыть и изучить было всего легче монаху. Инквизиции поэтому приходилось делать ловитву по монастырям, и она обретала там иногда богатейшую добычу. Так, в 1329 году судили кармелитского монаха Петра Рекорди. Процесс его, кстати заметить, очень хорошо характеризует нравы и обычаи священного судилища. Дело тянулось несколько лет; инквизиция не торопилась, зная, что попавший в ее руки не уйдет, а мимоходом, если умненько протянуть время, можно зацепить и пришить к его делу еще несколько человек. Рекорди много раз признавался, потом отпирался, потом снова каялся. Но в конце концов раскаялся окончательно. Протокол его признаний сохранился в деле. Кроме разных волшебных штук, вроде восковых фигурок, о которых мы уже много раз упоминали, Рекорди было поставлено в вину открытое служение сатане, выражавшееся в том, что в свои снадобья вместе с жабьею кровью он клал свои собственные кровь и слюну; это и была его жертва Сатане. Изготовленные восковые фигурки он долго натирал разными способами, колол булавками, резал, и все эти операции отзывались тем же на жертвах, которые изображались фигурками. По миновании надобности фигурки бросались в воду, а сатане приносилась благодарственная жертва очень странного свойства, а именно: бабочка, мотылек. Как совершалось это жертвоприношение — не знаем. Удивительно тоже, что Рекорди не был сожжен, как, судя по всему, надлежало бы по его злодействам, а только присужден к пожизненному тюремному заключению в отдаленном монастыре. Замечательно еще, что в приговоре включены какие-то оговорки, по которым можно заключить, что существовало опасение, как бы монахи того монастыря, куда колдуна заточили, не вздумали поспособствовать его побегу. Опасение очень характеристическое, показывающее, какое настроение царило тогда среди католического духовенства.

Со своей стороны светские властители тоже немало постарались над рекламированием колдовства. Вот, например, какая история случилась с Фридрихом Красавцем, наследником германского императора Генриха VII. Как известно, у него при избрании явился соперник на императорский трон, Людвиг Баварский. Началась между ними, как водится, война. Фридрих был побежден, взят в плен и заточен в крепости Траузниц. Тогда его брат Леопольд, горя желанием освободить брата из плена, прибег к услугам одного знаменитого некроманта, который взялся выручить Фридриха с помощью дьявола. Сатана, так гласит предание, живо явился на вызов кудесника в одежде пилигрима и вызвался провести Фридриха, если только тот последует за ним. Фридрих спросил, каким образом должен он следовать за таинственным пилигримом. Тот предложил ему сесть в его дорожную сумку. «Но кто же ты?» — спросил Фридрих, обуреваемый мрачными сомнениями. «Не все ли тебе равно, кто я! — возразил пилигрим. — Вопрос в том, хочешь ты или не хочешь выйти из тюрьмы?» Испуганный Фридрих сотворил крестное знамение, и пилигрим, разумеется, мгновенно сгинул из виду.

Подобные истории тогда жадно подхватывались, передавались в публике не хуже нынешних телеграмм и, разумеется, укрепляли и без того уж почти незыблемую веру в колдовство и в могущество сатаны и в полную возможность располагать его услугами. Немудрено, что в последующие столетия и разразилась в Европе настоящая эпидемия колдовства.

И везде повторялась одна и та же история. Так, в 1325 году в Ирландии поднял свирепое гонение на колдунов оссорийский епископ Ричард Ледред.

Случилось, что одна дама, Алиса Кайтлер, вдова после четырех мужей, затеяла тяжбу со своими многочисленными чадами от четырех браков, восставшими на нее за неправильный дележ наследства. Вдова, однако же, предъявила четыре законных завещания, по которым ее бывшие мужья отказывали свои имущества в большей доле ей самой и ее любимому сыну Уильяму, первенцу. Тогда все другие сонаследники обвинили ее в том, что она силою колдовства заставила своих мужей сделать такие выгодные ей и ее любимцу завещания, а потом теми же колдовскими способами избавлялась от своих мужей, отправляя их на тот свет. Епископ Ледред взялся за это дело с громадным рвением, но оно тормозилось тем, что у интересной вдовы была родня среди высшей ирландской аристократии. Вся эта знать приняла сторону родственницы, ополчилась на епископа и даже добилась того, что он же сам первый попал в тюрьму. Тем временем Алиса Кайтлер все же из предосторожности перебралась в Англию, а епископ, выпущенный на свободу, принялся за ее сообщников. Пытка в то время по местным законам не допускалась, но епископ, как-то ловко обходя закон, нашел возможным прибегнуть к кнуту. Одна из служивших у вдовы женщин, Петронилла, после шестой отделки кнутом не вытерпела и призналась во всем, что было желательно от нее услышать судьям праведным. Таким путем и «узнали», что эта Петронилла, по приказу своей госпожи Алисы Кайтлер, принесла в жертву демону, которого звали Робертом Эртиссоном, двух петухов, зарезанных на перекрестке. Этот Эртиссон был инкуб, т. е. демон-кавалер, с которым дама Алиса состояла в плотской связи. По поручению той же дамы, Петронилла варила страшное зелье, в состав которого входил мозг некрещеного ребенка, разные травы и черви; варение производилось в черепе казненного вора. Сверх того Петронилла изготовляла зелья и порошки для возбуждения любви и ненависти, для выращивания рогов на голове и на лбу у мужчин и женщин, — словом, служила верною посредницею между своею госпожою и демоном, тем самым, с которым Алиса была в связи. Между прочим, этот демон однажды при ней, Петронилле, вошел в комнату Алисы в сопровождении двух других демонов, черных, как эфиопы; Петронилла с ужасающими подробностями описывала все безобразия, какие Алиса творила с этими своими кавалерами. И вся эта галиматья, весь этот бред человека, одуревшего от мучительных истязаний, принимались в те времена за непреложные факты; вера в демона и его связь с людьми признавалась правящими классами, светскими и духовными, и, само собою разумеется, укоренялась в народе.