Эптон Синклер - Дельцы. Автомобильный король

А какие у нее когда-то были радужные мечты: стать элегантной стенографисткой в конторе крупного предприятия, носить шелковые чулки и, может быть, выйти замуж за хозяина. Вместо этого ей достался бедный служащий, который работал всего день-два в неделю и получал четырехдолларовый минимум; его перевели в расчетный отдел, но ведомости заработной платы сократились почти до одной десятой своей нормы. Звали его Джим Бэггз; он любил ходить на бейсбольные состязания и подзадоривать игроков, а кроме того, увлекался игрой в шары; но теперь у него не было денег на развлечения, и жена перестала интересоваться им.

Так кризис разбивал жизнь бедняков и тех, кого делал бедняками. По Детройту бродили десятки тысяч бездомных, они спали в парках, рыли себе норы в кучах песку, целыми днями просиживали на пристани в надежде выловить рыбу. А в это время газеты печатали требования богачей, чтобы управления городом и штатом "наводили экономию", под этим они подразумевали сокращение расходов на пособие по безработице и лишение помощи многих нуждающихся, — не заикаясь о том, что же этим людям делать. Шатты не могли получить пособия по безработице в Хайленд-Парке, потому что у них был свой дом; но что им было делать с этим домом, — сидеть в нем и замерзнуть до смерти или подохнуть с голоду? Выручить за него нельзя было ни гроша.

Когда этот довод приводили тем, кто распределял пособие, они отвечали, что город накануне банкротства и денег больше нет; повышение налогов не даст лишних средств, а лишь приведет к тому, что еще больше домохозяев побросают свои дома и обратятся за пособием, а какой от того будет толк. Никто в семействе Шаттов не умел разгадывать таких загадок, а если и был на свете кто-нибудь, кто умел, — как найти этого волшебника?

Приближались новые президентские выборы, может, они помогут обнаружить его. Республиканцы опять выдвинули кандидатуру "Великого инженера"; поступить иначе означало бы признать свою ошибку, а кроме того, они были довольны им, — он предоставил правительственный кредит богачам, от которых процветание разольется по всей Америке, как только оно снова появится на сцене. Демократы выставили кандидатуру губернатора штата Нью-Йорк, и он начал выступать по радио с красноречивыми заявлениями, обещая взять "новый курс"; Шатты продали свой радиоприемник и новости избирательной кампании узнавали по газетам, в которых говорилось, что экономические законы нельзя отменить политическими речами.

Великий и добрый Генри Форд выпустил обращение ко всем рабочим своего завода, советуя им голосовать за президента Гувера. Эбнер все еще считал себя фордовским рабочим, но он не нуждался в совете, он давно привык не поддаваться льстивым увещеваниям ораторов демократической партии. Дэйзи и Джим были так озлоблены своими невзгодами, что объявили о своем намерении голосовать за Рузвельта. Они твердо порешили на этом еще до того, как кончилась избирательная кампания, и препирались со стариками. Но Эбнер научился помалкивать и держать свои мысли про себя, что теперь и делал; он показал себя свободным и независимым американцем, подав голос за Гувера.

Дэйзи Бэггз в более счастливые времена увлекалась кино. Теперь у нее на это не было денег, но она нашла другое наркотическое средство. На их улице была кондитерская, где продавали всякие остатки, в том числе и старые журналы; здесь можно было за пять центов купить истрепанный номер и по возврату получить половину денег обратно. Это было доступное счастье для бедных изголодавшихся душ. В свободное время Дэйзи поглощала эти журналы и читала их вслух своей матери.

Там были напечатаны любовные романы, в которых неизменно фигурировали богатые, счастливые и преуспевающие люди, — во всяком случае, они становились таковыми к концу повествования, что было непохоже на настоящую жизнь и объясняло, почему бедные, одинокие и неудачливые люди платили за журналы свои последние гроши. В этих романах бедные девушки, которые усердно изучали стенографию и поступали на работу в контору, действительно выходили замуж за хозяина, а не за какого-то бухгалтера, работающего неполную неделю. Девушки, живущие в меблированных комнатах, выходили замуж за владельцев золотых приисков или за мужчин с золотым сердцем, которые незамедлительно открывали на своем участке нефть. Красивые, но бедные юноши останавливали взбесившихся лошадей и таким образом знакомились с богатыми наследницами и женились на них; или же спасали жизнь какого-нибудь магната, и их приглашали к нему в дом.

Эбнер слушал эти романы, когда сидел дома, давая отдых усталым ногам. Они внушали ему новые мысли о том, как преуспеть в жизни; но, к несчастью, он уже не был молод и красив и, очевидно, навсегда упустил счастливый случай. Тот богач, на ком были сосредоточены его мысли, по-видимому, никогда не ездил верхом и, насколько Эбнеру было известно, его жизни ни разу не угрожала опасность. Мистер Форд был окружен множеством людей, готовых, вероятно, сделать для него все, что потребуется. Эбнер видел его несколько раз, когда тот проходил по заводу или выезжал из ворот на своей машине; но Эбнеру не представлялся случай поговорить с ним. Эбнер разузнал, где живет Генри, проехал мимо дома и увидел, что он охраняется и что туда не так-то легко попасть. Да, прошли те добрые старые времена, когда рабочий мог потолковать с Генри Фордом и попросить его об одолжении.

Как бы то ни было, романтические истории, о которых читала и говорила Дэйзи, поддерживали в представлении Эбнера мысль о мосте между хозяином и рабочим. Эбнер тоже стал предаваться мечтам, придумывать, что бы могло случиться. А что, если он отойдет от конвейера, когда Генри будет проходить мимо, и скажет: "Мистер Форд, я Эбнер Шатт, тот самый, что лет сорок тому назад помогал вытаскивать вашу тележку из канавы". Или подойдет к дому мистера Форда и расскажет об этом охране; или подождет на участке в три тысячи акров, окружающих ферму, — авось великий человек пройдет мимо: не мог же он обнести весь участок забором!

А что, если Эбнер напишет письмо? В газетах писали, что мистер Форд ежедневно получает тысячи писем, но бывают и секретари с добрым сердцем, и, может, одного из них удастся растрогать печальной повестью, которую расскажет Эбнер. Все просители пишут письма с этой затаенной мыслью; каждый из них — обособленная личность, капля воды, падающая с неба; но вскоре капли обнаруживают, что они слились, образуя реку, их несет в океан!

Как-то придя домой, Эбнер увидел, что Дэйзи нет, а жена спит; ему только этого и надо было — можно было делать, что хочешь, и не отвечать на расспросы. Он стал скрытным, потому что жил среди людей, которые во многом не соглашались с ним, говорили, что он жадюга или мохом порос и вообще все то, что молодежь говорит про стариков. Эбнер Шатт не был умен, но он решил про себя, что пусть лучше его письмо будет таким, как оно есть, нежели будет написано каллиграфическим почерком образованной дочери.