Владислав Глинка - Дорогой чести

— Ну, очень рад, — сказал Непейцын и хотел было идти.

Но Кукин заступил ему дорогу:

— Главное хотел вам доложить, что, как Цинциннат, на свои произрастания да рыбную ловлю мог бы теперь прожить. Но коли станет меня без вас Аггей Савельич снова притеснять, то писать на него в губернию отважусь, а не отступлюсь от училища…

Третий запомнившийся разговор произошел с соляным приставом Сарафанчиковым, который казался Сергею Васильевичу глупой куклой в затертом мундире. При встрече на улице он вытянулся во фронт и произнес такую, наверно заранее приготовленную, речь:

— Дозвольте доложить, господин полковник. Как вы есть заслуженный штаб-офицер, то я очень чувствую свой двенадцатый класс. Однако осмелюсь сказать, что вестью об отставке вашей, коей подверглись за достоинство, соблюденное против вельможества, я сражен, вроде как кончиною родителя, ввергнувшей в долгое ничтожество… — Оратор перевел дух, утер ладонью губы и продолжал: — Ежели бы детей имел, то передал бы им, как диво, что видывал чиновника, столь смелого перед высшими и на пользу общую обратившегося. Взять хоть пожарные трубы или каменное мощение, так они составляют как бы новую зарю… — Тут Сарафанчиков начал моргать глазами и смолк, так что Сергей Васильевич поторопился его выручить, спросивши первое, что пришло в голову:

— У вас нет детей, господин подпоручик?

— С моих доходов невозможно дворянке пропозицию делать, а на простом звании чин жениться не велит.

— Так один и живете?

— Один-с.

— Кто ж ваше хозяйство ведет?

— Солдат, денщик-с. Мое хозяйство просто: два горшка для верева, постеля да гитара, окромя носильного. Книги, в коих запись веду завозу и проданной соли, в анбаре казенном держу-с.

— Так вы в музыке упражняетесь?

— Вечера сим препровождаю, как в карты играть достатка нет и книжной охоты сызмалу не получил.

— Может, когда зайдете, нам с Семеном Степановичем сыграете? — предложил Непейцын, чтобы закончить разговор.

— За честь почту-с.

И оказалось, что этот деревянный на вид офицер обладает совершенным музыкальным слухом и так мастерски играет на гитаре, что все заслушались. В гостиной на креслах сидели дяденька с городничим, в дверях притулились Федор с Филей и дальше, в полутьме прихожей, изредка перешептывались Ненила, Аксинья и стряпуха Алена. А подпоручик сидел боком в углу широкого дивана, уставив глаза в пол, и тело его, кажется, более часу не двигалось, кроме проворных рук да губ, которые вполголоса подпевали гитаре. Между пьесами он, не поднимая глаз, говорил:

— Сие от одного проезжего офицера перенял, в третьем году. Сказывал, будто из представления под именем «Гостиный двор» взято, — и наигрывал быстрый танцевальный мотив.

Или:

— А сие просто песенка, — и напевал речитативом:

Тут Сергей Васильевич взглянул на Федю. Тот стоял, обратившись в слух, впившись глазами в руки подпоручика. «Ну, будет гитарой бредить», — решил городничий. Перевел глаза на дяденьку. Семен Степанович подпер голову ладонью, смотрел за темное окно, и крестнику показалось, что глаза его влажны…

А Сарафанчиков, окончив песню про пеночку, сделал паузу, придержав ладонью струны, и сказал:

— Такую веселую арию еще дитей подслушал… — И запел, приосанясь, с залихватским выражением:

Но вдруг оборвал песню, залившись бурой краской, — видно, сообразил, что хозяйский дядюшка уж весьма не молод, как бы не принял на свой счет. И скорей заиграл что-то другое.

Не заметили, как прошло часа два и певец стал хрипнуть. За ужином он стеснительно молчал, но ел и пил исправно. Прощаясь, хозяева просили подпоручика прийти еще.

— Покорнейше благодарю-с. — сказал он, неуклюже шаркнув ногой. — Однако осмелюсь доложить, что вовек не отважился бы господину городничему изъявлять чувства, кабы не прознал про ихнюю отставку. — Отвесил второй поклон и вышел, сопровождаемый пожилым денщиком, бережно несшим гитару.

— Вот и доберись до нутра у такого! — развел руками Семен Степанович. — Сколько лет за дурака водил, а он с талантом и с чувствами оказался. Представь, на кухне денщик сказывал, что за слабость да за болезнь его к себе взял и разу пальцем не тронул. Не дивно ли? Отколь средь лопухов гарнизонных сей крин вырос?

— А из каких он, дяденька?

— Обер-офицерский сын. Отец в турецкую войну убит, а он военно-сиротским отделением воспитан и после армейской выучки определен амбары соляные стеречь да соль торговцам и обывателям отпущать… Но играет как, шельмец!..

К рождеству Сергей Васильевич получил поздравление от Захавы, содержавшее, как всегда, тульские новости. Во-первых, после поднесения государю охотничьих ружей, украшенных искусной гравировкой, на ходатайство начальника завода об отпуске Доброхотова в Академию художеств «последовало высочайшее соизволение». Поэтому Петя, матушка которого осенью померла, уехал в Петербург. Во-вторых, недавно пошел в отставку генерал Чичерин, на место которого назначен некий артиллерист. Наконец, сам Захаво ввел уже усовершенствование в полировку стволов и сейчас налаживает изготовление чертежных и математических инструментов. На последней странице приводились стихи, написанные на стене тульской почтовой станции проезжим, задержанным ремонтом коляски:

«Признаюсь, — заканчивал Захаво, — что, довольно приглядевшись к здешним хваленым «художникам», вполне разделяю взгляд сего поэта. Туляки удивительно понятливы и переимчивы, ежели чего захотят, не как же ленивы на казенную работу! По-прежнему спорю о сей материи с кумом вашим, который вполне узкий патриот, верящий, что «Тула-городок — Москвы уголок», и не желает видеть грозовые тучи, что ходят за нашей заставой…»

«Чичерин пошел в отставку, — думал Непейцын, дочитав письмо. — А ведь ему не больше пятидесяти лет. С чего бы? Видно, не поладил с Аркащеем. Умный Захаво, пожалуй, неспроста упомянул, что новый начальник завода артиллерист: понимай — назначен по выбору генерал-инспектора сих войск. Каково-то Чичерину было расставаться с Тулой! Говорили, что много лет был влюблен в красивую жену прокурора Гурьева. Впрочем, что не проходит? Вот и я о Туле вспоминаю уже как о чем-то далеком, а всего пять лет, как Аркащей меня оттуда выжил. А стихи, право, вострые. Надо их дяденьке и Филе прочесть, посмеются… Филя! Вот кто пострадает оттого, что городничим станет другой чиновник. Не зря ли из Тулы поехал?..»