Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны

— Это Керл Фритта? — спросил он.

— Да, это он и есть, — ответил один из стоявших рядом.

И они в полном восторге уставились друг на друга.

— Так ты англичанин!

— Шотландец, — ответил тот с легким разочарованием. — Рад видеть! Очень рад! — бормотал он, пожимая Робу обе руки. Человек был рослый и широкоплечий, с длинными седыми волосами, чисто выбритый, как принято в Британии. На нем была дорожная одежда из черной материи, грубоватой, но добротной, к тому же ладно скроенной.

— Джеймс Гейки Каллен, — представился он. — Овцевод и торговец шерстью, путешествую вместе с дочерью в Анатолию в поисках лучших баранов и овечек на развод.

— Роб Джереми Коль, цирюльник-хирург. Направляюсь в Персию для закупки драгоценных лекарственных средств.

Каллен посмотрел на него едва ли не с нежностью. Очередь продвигалась, но времени на вопросы и ответы хватало, а английские слова звучали для них как музыка.

Каллена сопровождал человек, одетый в грязные штаны и драную серую куртку — как пояснил шотландец, звали человека Шереди, он был нанят в качестве слуги и толмача.

К удивлению Роба, оказалось, что он больше не в Богемии: вот уж два дня, как он, сам того не ведая, пересек границу и находился теперь в венгерских землях. Деревня, столь преображенная их появлением, звалась Вац. Хлеб и сыр можно было купить у местных жителей, но продукты и вообще все необходимое стоило дорого.

Караван сформировался в городе Ульме, в герцогстве Швабском.

— Фритта — немец, — сказал Каллен. — Он не слишком-то старается быть любезным, но желательно с ним ладить: есть достоверные сообщения о том, что разбойники-мадьяры охотятся на всякого одинокого путника и на малочисленные группы, а другого большого каравана поблизости нет.

Слухи о разбойниках были известны, кажется, решительно всем. По мере того как очередь продвигалась к столу, ее пополняли все новые желающие. Сразу за Робом стояли три еврея, которые возбудили у него особый интерес.

— В таком караване неизбежно приходится соседствовать и с порядочными людьми, и со всяким сбродом, — нарочито громко произнес Каллен. Роб наблюдал за троицей в темных кафтанах и кожаных шляпах. Они беседовали друг с другом на языке, не более понятном, чем другие, слышанные Робом. Но ему показалось, что при словах Каллена глаза того, кто стоял к Робу ближе всех, блеснули, словно бы он понял скрытый в этих словах намек. Роб отвел взгляд.

Когда дошли до стола Фритты, Каллен занялся устройством собственных дел, но потом любезно предложил Робу воспользоваться услугами толмача Шереди.

Мастер караванщик, человек искушенный и привыкший беседы такого рода проводить быстро, выяснил его имя, род занятий и место назначения.

— Он желает, чтобы вы поняли: караван не идет в Персию, — объяснил Шереди. — После Константинополя вам придется договариваться с кем-нибудь другим.

Роб кивнул, и немец разразился длинной тирадой.

— Плата, которая причитается с вас мастеру Фритте, равняется двадцати двум английским серебряным пенсам, однако он не хочет их принимать: английскими пенсами будет расплачиваться мой хозяин мастер Каллен, а столь большое количество этих монет не так-то легко сбыть, говорит мастер Фритта. И он спрашивает: можете ли вы заплатить другими монетами, денье? [74] Денье (от названия римской монеты «денарий») — мелкая серебряная монета в средневековой Франции и германских княжествах. По весу соответствовала английскому пенни (240 денье — 1 фунт серебра), но чеканилась из серебра более низкой пробы. В разные века ее вес и качество существенно менялись.

— Могу.

— Он возьмет с вас двадцать семь денье, — как-то очень уж вкрадчиво проговорил Шереди.

Роб задумался. Денье у него имелись, потому что он продавал Снадобье и во Франции, и в Германии, но справедливый обменный курс был ему совершенно неведом.

— Двадцать три, — прошептал голос прямо за его спиной, так тихо, что Роб засомневался, не показалось ли ему.

— Двадцать три, — твердо произнес Роб. Мастер караванщик одарил его ледяным взглядом, но предложение принял.

— Пропитанием и всем необходимым вы должны обеспечивать себя сами. Если отстанете или принуждены будете выбыть, ждать вас не станут, — продолжал толмач. — Он говорит, что караван выйдет отсюда, имея девяносто пайщиков, а всего более ста двадцати человек. Он требует одного часового на каждых десять пайщиков, так что раз в двенадцать дней вам придется караулить всю ночь.

— Согласен.

— Новички занимают место в хвосте каравана, где много пыли, а путнику опаснее всего. Вы будете следовать за мастером Калленом и его дочерью. Всякий раз, как кто-нибудь выбывает, можете передвинуться вперед на одно место. Все, кто присоединится к каравану впоследствии, будут ехать позади вас.

— Согласен.

— А если вы станете заниматься в караване своим ремеслом, цирюльника-хирурга, то выручку следует делить с мастером Фриттой поровну.

— Не согласен, — тут же возразил Роб, ибо несправедливо было бы отдавать этому немцу половину своего заработка.

Каллен откашлялся. Бросив взгляд на шотландца, Роб заметил тревогу на его лице и вспомнил, что тот рассказывал о разбойниках-мадьярах.

— Предлагай десять, соглашайся на тридцать, — произнес тихий голос за спиной.

— Я согласен отдавать десять процентов заработка, — предложил Роб.

Фритта пробормотал короткое тевтонское слово, которое, как решил Роб, было равнозначно английскому выражению «дерьмо собачье», потом столь же коротко пролаял что-то еще.

— Он говорит, сорок.

— Двадцать, переведи.

Сошлись на тридцати процентах. Поблагодарив Каллена за предоставленного толмача и отойдя от стола, Роб взглянул на трех евреев. Все они были среднего роста, со смуглыми почти до черноты лицами. У того, что стоял сразу за Робом, были мясистый нос и толстые губы, обрамленные густой каштановой бородой, тронутой сединой. Он не посмотрел в сторону Роба, а шагнул к столу, сосредоточенный, как воин, уже прощупавший оборону противника.

Новичкам велели занять назначенные им места в караване и располагаться на ночлег здесь. Выйти в путь собирались завтра с рассветом. Роб отыскал свое место между Калленом и евреями, распряг Лошадь и пустил ее щипать травку в нескольких десятках шагов от повозки. Жители Ваца пользовались последней возможностью заработать на нежданно свалившихся путниках и сбывали тем провизию. Мимо прошел крестьянин, предлагая яйца и желтый сыр, за всё четыре денье — неслыханный грабеж! Вместо платы Роб предложил обмен: отдал три пузырька Особого Снадобья от Всех Болезней и получил свой ужин.

За едой он заметил, что соседи внимательно разглядывают его. На стоянке Шереди натаскал воды, но ужин готовила дочка Каллена. Была она очень высокая, с рыжими волосами. У костра позади Роба расположились пять человек. Закончив ужин, он направился к евреям, которые чистили своих лошадей. У них были добрые лошади и еще два вьючных мула — один, вероятно, вез палатку, которую теперь установили. Молча они наблюдали, как Роб приближается к тому, кто стоял за его спиной во время переговоров с Фриттой.