Владимир Малик - Князь Кий

И исполнилось пророчество князя Божа. Винитар погиб, а его племя покорилось гуннам и бродит по миру, не находя себе нигде постоянного пристанища…

Красноватый месяц медленно заходил за Высокую могилу, и темная тень все шире и шире протягивалась над ночной степью. Кий долго смотрел, как кровавый круг месяца прятался за гору, и ему казалось, что там, на вершине, на самом вершине, шевелятся какие-то громадные фигуры. Может то тени, а может, на высоких столбах умирает распятый вместе с сыновьями и боярами король Бож? И, может, то не кровавое месячное сияние струится с неба, а их кровь стекает с горы в шумливый степной поток? Может, в той горе и до сих пор живет душа короля Божа?

Долго стоял Кий погрузившись в раздумья, пока месяц не спрятался за Высокой могилой и на землю не упала непроглядная тьма. Тогда он вздохнул, направился к лагерю и, убедившись, что все спят, а вокруг господствует мирная тишина, и сам прилег на душистую траву.

Но спал он чутко. Как только на востоке загорелась утренняя заря и в степи зашумели птицы, он поднялся, с удивлением посмотрел на Высокую могилу, пытаясь понять — видел он короля Божа наяву или все это привиделось ему во сне, и начал будить своих спутников.

Рось — река прародителей рода рось, или русь, который был в таком глубоком прошлом, что до него не достигает память самых старых людей. Род поселился по ее берегам и по берегам ее притоков — Росавы, Роськи, Роставицы, Молочной, Храброй и Проливы и размножился так, что стал настоящим племенем.

Иногда тихо, а иногда стремительно несет Рось по своему каменистому руслу чистые ясные воды. То здесь, то там над ней вздымаются высокие кручи, темнеют густые дубравы, шумят боры. В дубравах и борах бродят вепри, туры, олени, косули, волки, гнездятся птицы в дуплах древних деревьев, мирно гудят пчелиные рои. В самых густых чащах живут лесовики и души умерших предков — домовые. В водах реки кишмя кишит рыба — плотва, щука, лещ, сазан, окунь, судак, стерлядь, а в тихих заводях, в глубине темных, аж синих, ям плещутся русалки и водяные, что в лунные ночи выходят на зеленые береговые опушки водить свои хороводы.

Род русь — один из многих в племени полян. Полянские веси вольготно раскинулись на низинных террасах, на больших лесных прогалинах, удобных для земледелия. Ничем не защищеные от враждебных нападений, они расположились, словно грибы, возле рек и в пологих долинах около воды. Только жилище старейшины рода Тура на острове, который омывается бурными потоками порожистой в этом месте Роси.

Остров достаточно большой. Стоит он напротив течения могучим и высоким каменным челом, что на протяжении веков потрескалось и рассыпалось на большие и меньшие глыбы. А Рось, как разъяренный зверь, бьется о его подножие, скачет по камням, прорывается узкими щелями между скалами и мчится дальше, в темные водовороты. Здесь всегда, днем и ночью, летом и зимой, стоит безумолчный шум, а в солнечные часы в мелких водяных брызгах играет красочная радуга.

Вниз по течению остров медленно снижается, постепенно переходя в широкую плодородную равнину, засеяную разными злаками.

Здесь и раскинулся поселок Тура, прозванный Каменным Островом.

В полдень к южному берегу подъехало несколько всадников. Передний что-то крикнул через реку деду, который дремал у подъемного деревянного моста на солнцепёке, и тот обрадовался, замахав руками сразу начал опускать поднятую плотными конопляными веревками перекидную кладку. Всадники спешились и медленно, осторожно перебрались на остров. Навстречу им от поселка с лаем выскочило несколько псов. Потом появились люди.

Русоволосая девушка в длинной белой рубашке позвала:

— Отче, отче, Кий с ребятами вернулся!

Из большой хижины, которая стояла посередине поселка, вышел Тур, приложил руку ко лбу, напротив солнца, чтобы лучше разглядеть прибывших.

За ним на площади собрались родовичи — старшие и младшие, седые деды и стройные жилистые парни, сгорбленные бабушки и розовощекие девушки, подростки и совсем малые дети, которые только что поднялись на ноги. Высыпал весь род. Никто, иногда даже сам Тур не мог определить степень родства кое-кого из этих людей с семьей старейшины. Жили они здесь издавна, и к каждому из них все привыкли.

Девушка помчалась навстречу братьям.

— Что привезли из степи, ребята? Кий прижал девушку.

— Ничего, Лыбедька! Только гостей. Отдаем их в твои руки — присмотри за ними! — и показал на уставших исхудавших уличей. А потом прибавил: — Позови волхва Ракшу — пусть придет: раненого привезли!

Лыбедь побежала.

К приезжим подошел старейшина. Его обеспокоенный взгляд упал на незнакомых женщин и отрока, который едва держался от усталости на ногах, на взмыленных коней, на диковатого гунна со связанными руками и вдруг вгляделся к измученному лицу, которое выглянуло из походных нош.

— Князь Добромир? Откуда? Каким образом? — и, заметив, что тот едва дышет, повернулся к Кию. — Что с ним?

— Гунны разгромили уличей, отче. Тур вздрогнул.

— О милостивые боги!. Не может этого быть!

— Но это так, отче, — Кий пожал плечами. — Не прошло и недели, как это случилось. Почти вся дружина князя Добромира погибла. К счастью, княгиня, княжна и княжич спаслись.

— Какие же намерения гуннов?

— Одним богам это известно. Князь Добромир думает, что каган Ернак хочет возобновить гуннское государство. Из Мезии [18] Римская провинция между нижним течением Дуная и Балканскими горами. он перебрался на левую сторону Дуная и, чтобы соединиться из акацырами, которые кочуют около моря, ударил на уличей, потому что они стояли на его пути. А когда две гуннские орды соединятся, то…

— Пойдут на нас?

— А кто им тогда воспрепятствует?

— Действительно, некому, — задумчиво сказал Тур. — Тиверцы, если до сих пор еще не разбиты, сами страшатся, как бы Ернак не пошел на них.

— Гуннские разъезды в ближайшие дни могут быть здесь и разнюхают, что мы не готовы к отпору. Может, поедем к князю Божедару и отвезем ему пленного?

— Отвезем. И пошли гонцов по всем полянским родам — пусть предупредят об опасности!

— Ладно, отче.

— Ну а теперь — давайте князя Добромира в дом. Но осторожно! Чтобы не навредить ему.

Волхв Ракша снял с плеча кожаную сумку, положил ее на скамью, в ногах князя Добромира, и сурово глянул на пеструю толпу, которая заполнила полхаты. Густые седые волосы, перевязанные через лоб шнуром, спадали ему на плечи и на спину, тяжелой копной всклокоченные на голове.

Всем стало страшно. Никто не хотел встретиться с пронзительным взглядом старика. Как знать, что у него в мыслях!

Передние попятились, напирая на тех, кто стоял около порога. Кто-то кому-то наступил на ногу, кто-то кого-то толкнул. Послышалось приглушенное ойканье.