Владимир Малик - Князь Кий

Черный Вепрь остановился, потер лоб.

— С этим парнем?… А что делают с врагом? На кол его! Тем более, что он слышал наш разговор.

— Будет сделано, князь, — невозмутимо произнес Дуб.

Но Черный Вепрь тут же добавил:

— Нет, подожди… Ты знаешь муравейник под Перуновой сосной?

— Знаю.

— Привяжи его к той сосне — до утра останутся одни кости!

Малко аж дернулся:

— Князь!..

Но Черный Вепрь, несмотря на его крик, вышел. А Дуб толкнул парня в спину:

— Выходи!

Во дворе он взял себе в помощь двух дюжих отроков, скрутил Малко руки и повел в лес.

Шли долго, пока не оказались в чаще, на высокой круче над Днепром, где в гуще стремительно поднимала вверх мертвые, обожженные ветки расколотая молнией сосна. Здесь пахло хвоей, спелой земляникой и влажным заднепровским ветром. В кустах на все лады щебетали веселые птицы.

Под сосной возвышался большой, как копна, муравейник. Тысячи быстроногих щелеподобных насекомых сновали взад и вперед по извилистым узким тропинкам, и от этого казалось, что муравейник жив, что он шевелится, дышит и, притаившись, ждет себе пищи.

— Сюда! — показал Дуб на вершину муравейника. — Вяжите его к дереву!

— Братья, что вы делаете! Опомнитесь! За что? — воскликнул Малко, сопротивляясь и все еще не веря, что умрет такой необычной лютой смертью.

Его схватили, силой потащили на муравейник и там туго привязали к корявому стволу сосны.

— Умоляю вас, умоляю — сначала убейте! Чтобы не мучился! — отчаянно завопил он.

А Дуб только хохотнул и заткнул ему рот грязной вонючей тряпкой, а рьяные отроки длинными шестами начали ворошить муравейник. Полчища темно-рыжих раздраженных насекомых вынырнули из его рыхлых внутренностей и, как голодные волки, набросились на беззащитную жертву!

— У-у-у-м! У-у-у-м! — пытался крикнуть Малко, и его приглушенный голос доносился не далее, как до края поляны.

Дуб в ответ засмеялся.

— Ха-ха! Что? Пекут?… Так тебе и надо, предатель! — и повернулся к своим: — Отроки, пойдем! Пусть подыхает, проклятый пес!

Все трое некоторое время смотрели, как муравьи густым слоем покрывают все тело несчастного юноши и как он корчится в невыносимых муках, а потом спокойно, как будто сделали доброе дело, направились в чащу леса.

— У-у-ум! У-у-ум! — неслась им вслед отчаянная мольба, но не находила отклика. — У-у-ум! У-у-м!..

Небольшую хижину — чтобы было где приклонить голову — воины поставили для князя за один день. Большей и лучшей Кий и не хотел. Зачем — когда нет Цветанки?

Поставили ее на самой вершине Киевой горы. Отсюда было видно и Подол, и Днепр, и далекую Десну, что голубела во мгле. А до Хоревого и Щекового дворов — рукой подать.

Неподалеку, на второй вершине, волхв Ракша со своим родом сделал капище — святилище племени. На стволе старого ветвистого дуба прикрепил Световида, привезенного из Роси, и он круглыми золотыми глазами смотрел из-под коноплянных волос в ту сторону, где утром всходило солнце. Ко второму дубу привязал идолище грозного бога грома Перуна — с черными глазами, серебристыми усами и огненной молнией в правой руке. А с их обоих сторон развесил идолов других богов племени — Велеса и Мокошь, Берегиню и Купала, Водяного и Лешего… Перед капищем, посередине зеленой лужайки, прилегающей к обрыву, из округлых валунов построил требище, возле которого днем и ночью горел священный огонь.

Кий в своей хижине бывал редко. Все время, от зари до зари, носился по ближним и дальним родам — собирал войско. И собирал успешно: все, кто мог держать копье в руке, по первому зову приходили с оружием и припасами. С Ирпеня Братан привел целый полк ирпеней и встал лагерем возле своего рода, Конь прибыл с тремя тысячами стугничей, а Щек ежедневно переправлял перевозом на рыбацких лодках воинов из-за Днепра. Поляне упорно готовились к решительной схватке с гуннами.

Однажды, в послеобеденную пору, в устье Почайны зашло такое количество лодок с военным людом, что казалось, вода закипела и вышла из берегов. Это прибыли со своими ратями Древлянский и Сиверянский князья.

Когда Кию сказали об этом, он нарядился в свои лучшие одежды, прикрепил к боку меч, через плечо бросил красное корзно и в сопровождении Щека и нескольких боляр быстро спустился в долину, взял с собой дядю Межамира и направился к причалу.

Оба князя уже сошли на берег и, стоя на пригорке, смотрели, как воины быстро ставят для них походные палатки, разжигают костры и ладят большие котлы, чтобы наварить для всего войска кулеш.

Кий поклонился: сначала старшему из них — седобородому северянскому князю Гордомыслу, а затем древлянскому — Ходоту.

Гордомысл был почтенный крепкий старик. Длинные седые волосы, перевязанные красной ленточкой, свободно спадали ему на широкие плечи. Глубокие резкие морщины пересекали его лоб, лета немного пригнули некогда высокий стройный стан, а вражеское копье оставило на левой щеке глубокий шрам. И взгляд он имел быстрый, острый и властный.

Князь Ходот достиг, пожалуй, едва двадцати пяти лет, а невысокий рост, светло-голубые веселые глаза и юношеская беспечная улыбка делали его еще моложе, почти ровесником Кия.

Князья медленно пошли навстречу Кию.

— Приветствую вас, князья, на полянской земле, — обнял их Кий. И чистосердечно благодарю, что откликнулись на наш призыв…

— Как не откликнуться!.. Ведь, преодолев вас, гунны напали бы и на нас! — ответил Гордомысл. — А если ударим вместе, то, может, разгромим их и отбросим в степь…

— Я не сомневаюсь в этом! — сказал Ходот и положил руку на меч. — Чтобы наша объединенная сила и не победила Аттиловых недобитков!

— Э-э, князь, не очень хвались, идя на рать, — перебил его, хитро щурясь, Гордомысл. — А хвались…

Все весело засмеялись на эту старинную поговорку, а больше всех смеялся Ходот, и эта шутка старого князя мгновенно сняла со всех некоторую напряженность, которая ощущалась в первые минуты встречи. Особенно облегченно почувствовал себя Кий, которому впервые пришлось принимать таких высоких гостей. Он расспросил князей, как они добрались, как их здоровье и в чем нуждаются их воины, а получив ответ, что у них все хорошо и ничего не требуется, кроме отдыха, сказал:

— Тогда пусть ваши боляре здесь хозяйничают, а мы поднимемся ко мне на гору и там за ужином потолкуем немного о том, что произошло с полянами и что делать нам дальше…

Князья не прекословили.

Через час или два на Киевой горе, в тени старого дуба, Межамировы родовички поставили угощение. Князья и ближайшие их боляре сели кружком на постеленные покрывала, и Кий наполнил холодной золотистой сытой белые липовые ковши.

— За ваш приезд, ближайшие наши соседи, за ваше здоровье и здоровье ваших воинов!