Алоис Ирасек - Псоглавцы

— Суд божий, суд божий!..

Когда на следующее утро старый, убеленный сединами Пршибек, опираясь на чекан, вышел за ворота, ему еще издали что-то закричал Искра Ржегуржек. Пршибек не расслышал, но Искра уже подбежал к нему и, еле переводя дух, крикнул:

— Ломикар умер!

И он вкратце рассказал, что барон умер в тот самый момент, когда бросил вызов Козине.

Старик молитвенно сложил руки и, не в силах что-либо выговорить, поднял глаза к небу. И только спустя немного он воскликнул:

— Есть еще справедливость! Есть еще бог! Теперь я могу умереть.

В доме Козины, узнав новость, плакали в это время Ганка и старая мать.

А весть летела все дальше по широкому Ходскому краю. Всюду славили божий суд и вспоминали Козину. Весть летела и разрасталась в легенду, в предание, рассказывавшее, как Ламмингер кощунствовал на пиру у себя в замке и вдруг поднялась буря, с громом и треском распахнулись разом все двери и окна, и среди застывших в ужасе гостей медленно прошел по столовой бледный призрак…

Барона фон Альбенрейта похоронили в склепе, в маленькой кленечской церкви. Но проклятия ходов неотступно следовали за ним. В день его похорон старый Шерловский был в Уезде в гостях у сына, который женился на Манке и вошел в дом Пршибека. Когда раздался похоронный звон, он сказал Пршибеку, стоявшему вместе с соседями на пригорке и смотревшему в сторону Кленеча:

— Много ли взял этот зверь? Выиграл наш Козина, а с ним и мы.

Вдова Ламмингера с семьей уехала тотчас же после похорон и больше в Трганов не возвращалась. В течение года она продала Тргановское поместье, а затем Кут и Риземберг.

Печаль не покидала дом Козины. Только много лет спустя, когда Павлик начал хозяйничать, а Ганалка стала невестой, вернулась в дом жизнь.

Ни Павлик, ни кто другой не пытался больше восстановить старые ходские вольности, и в Ходском крае действительно наступило. Печально было в Ходском крае, и все же несколько свободнее, потому что им более не владел Ламмингер. Но память о былой ходской славе осталась жива, и когда народ томился в рабстве и унижении, эта память поддерживала веру в лучшие времена.

На забыли ходы и Яна Сладкого, по прозвищу Козина. Из поколения в поколение передавались и будут передаваться рассказы о нем, пока на прекрасной Шумаве, в тех краях у Домажлице, обильно орошенных ходской кровью, живут еще потомки мужественных псоглавцев — славное племя, верное языку, обычаям и костюмам своих предков.

Странствуя в тех местах, я побывал и в Уезде и пошел посмотреть усадьбу Козины. Я встретил там дряхлую старушку и в разговоре спросил ее о Яне Сладком. Она исподлобья взглянула на меня и, видимо, не доверяя, ответила:

— Я ничего не знаю. А вот у нашего настоятеля все записано. Знаю только, что Козина был невинно казнен и теперь стал святым.

Чекан, чакан, на языке ходов «чакана» — это одновременно и посох и оружие, длиною около полутора метров, сделанный из крепкого дерева. Нижний конец чекана был снабжен острием, верхний — топориком с обушком. Кроме того, верхняя часть чекана украшена металлической резьбой и шляпками гвоздей. В старые времена чеканы носили женатые мужчины. Они обычно захватывали с собой чекан, когда отправлялись по делам службы или в Баварию, в город, на свадьбу, крестины и в других подобных случаях.

Отсюда их кличка — псоглавцы. Смотри у II. Странского.

В 1585 году король Рудольф на 60 лет передал управление ходами городу Домажлипе в обеспечение полученного им займа в размере 37142 копы.

Это поле получило потом прозвание Козиновского, сохранившееся до наших времен. По местному преданию, девятое поколение в потомстве Козины вернет себе это насильно отнятое поле.

Супруга Максимилиана Ламмингера происходила из рода Лобковиц.

Фердинанде III.

Игнац фон Грефенберг — чешский королевский прокуратор, смело защищавший ходов.

Князь Ян Ауэрсберг— тайный советник при императоре Леопольде.

Стояк — прямой длинный нож.

Эти ленты полагалось носить, «пока цел хоть кусок жупана».

Настоящий твердолобый чех (нем.).

Перевод М. Павловой.

Перевод М. Павловой.