Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— Саладин? — пробормотал Ричард с усмешкой. — О нет! Беранжера! И еще Робер! Только их я люблю.

И он сел писать им ответные письма.

Известие о том, что Саладин вел тайные переговоры не только с Ричардом, но и с королем Франции, переданное через нескольких осведомителей, дошло до короля Англии, когда он окончательно выздоровел, в первых числах июля. И ему было хуже от этого известия, нежели от леонардии. Саладин тоже предал его! Неужто в этом мире никому нельзя верить? Неужто и Беранжера способна обманывать? А Робер? Нет, Робер не может.

Все сразу стало противно — и эта нестерпимая жара, и эти стены Сен-Жан-д’Акра, которые надобно полностью снести с лица Святой Земли, и все, что еще так недавно было овеяно светом грядущей славы.

Треть лагеря была свалена болезнью, но две другие трети король Англии повел за собой на решительный приступ. Филипп-Август тем временем руководил действиями своих осадных машин и развлекался стрельбой из арбалета, метко сбивая стрелами защитников Акры с крепостных стен и башен. Он был в трауре по Обри Клеману, но, увидев, что выздоровевший Ричард ведет свои полки на бой, велел тотчас отменить траур и тоже выступать. Следом за ним двинулся со своими немцами и герцог Австрии Леопольд. Все крестовое воинство поднялось и двинулось на самый решительный приступ.

Ровно месяц прошел с того дня, когда Ричард и Саладин повстречались на реке Бел, и пора уж было доказать, что они способны не только осыпать друг друга любезностями. Голуби кружились над Сен-Жан-д’Акром — Саладин слал голубиную почту Каракушу. Вскоре новые послы вышли навстречу королям Англии и Франции и предложили новые условия. На сей раз Саладин шел на очень большие уступки. Он обещал вернуть все земли крестоносцев, завоеванные им, за исключением лишь Аскалона и Заиорданья, но с условием, что армии, приведенные в Палестину Филиппом-Августом и Ричардом Львиное Сердце, вместе с войсками Саладина двинутся за Евфрат и помогут султану завоевать Западную Персию. Это условие весьма повеселило Ричарда.

— А что, мне это нравится! — смеялся он. — Я давно мечтаю повоевать не против Саладина, а бок о бок с ним. Ну что ты так смотришь на меня, Филу? Неужто не понимаешь, что я шучу?

— Какие тут могут быть шуточки! — резко и угрюмо возразил Филипп-Август. — Мы как никогда близки к цели. Время, когда Саладин мог выдвигать условия, миновало. Либо он без боя отводит все свои войска за Иордан, либо пусть пеняет на себя.

— В общем-то верно, — перестав смеяться, кивнул Ричард. — Если нам очень понадобится Персия, мы завоюем ее и без Саладина. Только на кой черт она нам сдалась? Мы не принимаем никаких условий.

Послы вернулись снова ни с чем, и боевые действия возобновились. В тот же день в лагерь под Акрой пришли войска, ведомые Конрадом Монферратским. Численность нападающих на Сен-Жан-д’Акр крестоносцев стала такою, какою не была никогда за все два года тяжелой и трудной осады. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнения, что город обречен и если не считанные часы, то считанные дни остаются до его взятия. Одиннадцатого июля наконец было заключено соглашение о сдаче Акры. Начальники крепости подписали условия, выдвинутые Ричардом и Филиппом-Августом: город целиком и полностью отдавался в руки крестоносцев со всем своим серебром, золотом, оружием, продовольствием, кораблями, лошадьми, скотом. Жители города имели право покинуть Акру с небольшим количеством скарба, но не раньше, чем Саладин передаст Ричарду и Филиппу Честной Крест, полторы тысячи пленников-христиан и двести тысяч безантов. Гарнизон крепости освобождался, за исключением сотни самых знатных военачальников, в число которых попадали Каракуш и его правая рука Маштуб. Братьев Саладина Ричард приказал отпустить. Все мусульмане, которые должны были остаться в Акре, объявлялись заложниками до тех пор, пока Саладин не выполнит все условия.

Торжественный день наступил. Ранним теплым утром двенадцатого июля ворота города распахнулись и крестоносцы стали входить в Иерусалим-сюр-мер. Первыми вошли полки Конрада Монферратского. Затем двинулись французы Филиппа-Августа, который сумел-таки доказать, что, покуда Ричард был свален леонардией, именно он, Филипп-Август, добился такого мощного обложения города крестоносным воинством. Австрийский герцог Леопольд фон Остеррайх, пользуясь дружбой с Филиппом-Августом, сумел провести своих австрийцев вместе с французами короля Франции. И лишь после этого в Иерусалим-сюр-мер вошел Ричард верхом на своем великолепном Фовеле. Не боясь гнева епископа Бове, он высоко вздымал над собой знамя с Чашей Святого Грааля и надписью о том, кто сможет увидеть Бога.

Странно, но он почему-то не чувствовал той радости, о которой так долго мечтал. Первые дни под стенами Сен-Жан-д’Акра были гораздо счастливее, чем сей великий день торжества крестоносного воинства. Оттого ли, что рядом не было Беренгарии? Или оттого, что Ричард немного разочаровался в Саладине?

Кстати, Саладин поначалу разъярился, узнав, на каких условиях Каракуш согласился сдать крепость, и лишь сегодня на грамоте о соглашении появилась подпись египетского султана. Лагерь Саладина за рекой Бел спешно снимался, и было известно, что сам султан уже ускакал в Галилею.

«Вот было бы здорово сейчас повстречаться с Саладином! Какова была бы беседа?» Об этом думал Ричард, вступая в завоеванную Акру.

— Взгляните, эн Ришар! — прервал его мысли граф де Дрё. — Австрияки уже водрузили свое знамя над одним из лучших домов Сен-Жан-д’Акра. Воевать не воевали, а как лучшие жилища себе отхватывать, так тут они впереди всех!

— Нет, это уж ни в какие мезуры не лезет! — засмеялся Ричард. — Хорош же Леопольд! А ну-ка, отбить этот дом у австрийцев да взять его себе. Мне он нравится. Может, я сам захочу в нем разместиться.

И рыцари короля Англии пошли в бой с австрийцами, которые, впрочем, недолго обороняли захваченное строение, очень скоро серебристое знамя с черным австрийским орлом слетело с крыши дома и на его место водрузилось белое полотнище с красным крестом Святого Георгия, а в одном из окон высунулся флаг с Чашей. Тотчас появился и сам Леопольд.

— Как это понимайт? — закричал он, вне себя от ярости.

— А так, что австрийское знамя еще не настолько прославилось, чтобы реять на одной из самых высоких крыш, — невозмутимо отвечал Ричард.

— Ви есть обидчик! — заморгал глазами Леопольд. — Я найду дорогу к вашему проучению.

Он приказал своим людям поднять с земли опозоренное знамя Австрийской марки, и на том стычка окончилась, хотя все ждали, что поединка между Ричардом и Леопольдом не миновать.