Раффи - Самвел

Вечерело. Солнце закатывалось.

Юный Иусик подвел Самвелу коня. Весь отряд сел на коней и направился к мосту. Переехав через мост, Самвел приказал его разобрать.

— Пусть спят покойники! Разберите мост, чтобы звери не тревожили их.

Они быстро разобрали временный мост и бросили части в воду. Волны унесли их, как легкие щепки.

Все покинули остров. На нем остался лишь один Меружан. Когда он подскакал к тому месту, где была переправа, солнце уже село… Увидев, что мост уничтожен, он заметался, как зверь в железной клетке, но духом не пал. Измерив гневным взглядом ширину протоки, он понял, что лошадь не в состоянии ее перескочить. Он поглядел на бушевавший Аракс. Пенясь, вздымались волны; река гулко ревела. Он погнал коня в реку. Белый конь перерезал бурные стремнины и благополучно вынес всадника на противоположный берег. Раненый зверь спасся от ловушек Аракса.

Ясное солнечное утро сменило бурную ночь. Природа ликовала, восхищаясь прекрасным утром. Веселыми песнями встречали птицы торжественный восход дневного светила. Всюду веяло безграничной радостью, всюду царило безудержное ликование. Только стан персов был окутан сумраком глубокой печали.

События вчерашнего дня были уже известны всем. Каждый воин знал о том, что произошло на Княжем острове. На рассвете доставили в лагерь тело Вагана Мамиконяна и положили его в роскошном пурпуровом шатре.

Голубой шатер Меружана выглядел в это утро особенно богато. Первые лучи солнца нежно сверкали на его позолоченных столбах. И все же этот пышный шатер не имел того торжественного вида, как в те дни, когда после восхода солнца в него собирались все начальники и воеводы. Они приветствовали своего могучего полководца, и каждый из них докладывал о состоянии лагеря. А затем пользовались гостеприимством Меружана, вкушая вместе с ним роскошный завтрак.

В это утро никого из них не было. Занавеси шатра были лишь наполовину приподняты, и слуги двигались на цыпочках, боясь нарушить тишину. Иногда к шатру подходили военачальники, шепотом спрашивали слуг о здоровье князя и молча удалялись.

Князь лежал. Его шелковую постель сегодня окружали лишь лекари, которые с особым старанием накладывали лекарства на его раненое бедро.

— Вы мне только скажите, — твердо спросил больной, — не повреждена ли кость?

— Да не коснутся тебя злые козни Аримана, высокоименитый тер! — ответили лекари вместе. — Кость не задета, как не помрачен свет наших очей. Если бы было какое-либо повреждение, мы бы не скрывали.

— Так отчего же такая невыносимая боль и сердечная слабость?

— Рана глубока, высокоименитый тер. А слабость от большой потери крови. Дорога от Княжего острова длинная, из открытой раны все время текла кровь.

— А эта лихорадка, которая жжет меня?.. Я не раз бывал ранен, но такого жара никогда не ощущал, быть может, стрела была отравлена?

— Пошли тебе всесветлый Ормузд скорое исцеление, высокоименитый тер, — хором еще раз ответили лекари. — Если в твоей ране есть хоть капля яда, пусть все наши тела пропитаются им. Яда нет! А жар — от простуды. Пересекая холодные волны Аракса, ты промок, а холодный ночной ветер надул простуду. С помощью всемогущего ты скоро поправишься, высокоименитый тер!

Возле больного стоял прохладительный напиток, и он поминутно утолял сильно томившую его жажду. Уверенья врачей хотя и не совсем успокоили его, но он все же повернулся на подушках и умолк. Он боялся отравления. Рана сама по себе мало его беспокоила: не в первый раз ему приходилось быть раненым.

Меружан сильно изменился за эту ночь: красивое лицо его побледнело и осунулось; мужественный лоб пожелтел, точно после долгой болезни.

К нему приблизился слуга с докладом: некоторые военачальники просят разрешения его проведать.

— Пусть войдут! — приказал Меружан.

Лекари отошли в сторону. Вошли Хайр Мардпет, полководец Карен и другие. Первые двое сели справа и слева от постели больного, остальные — немного поодаль. Не успели они спросить Меружана о здоровье, как он перебил их:

— Посланные вернулись?

— Вернулись, — мрачно ответил Хайр Мардпет. — Князя Мамиконяна не нашли, о нем все еще нет никаких известий. Тела же убитых доставлены в лагерь.

Когда в стане узнали о случившемся на Княжем острове, то немедленно ночью отправили на помощь несколько быстроходных конных отрядов. Но они добрались лишь тогда, когда все уже было кончено. На рассвете они обыскали весь остров, нашли тела убитых и несколько человек раненых. Тело Вагана Мамиконяна нашли на месте убийства и вместе с остальными доставили в лагерь. Но Хайр Мардпет скрыл это от больного, чтобы не огорчать его.

— Это меня очень удивляет, — сказал больной, — Если сын завлек отца и поднял на него свою изменническую руку, в чем я не сомневаюсь, то, по крайней мере, должны были обнаружить тело убитого.

— Все это произошло у берегов Аракса, — заметил один из лекарей. — Отчего не предположить, что отцеубийца бросил труп отца в волны Аракса, чтобы скрыть свое преступление.

— Нет, такой безжалостности Самвел не допустил бы, — сказал больной, — он способен убить, но не надругаться над трупом отца.

— И я того же мнения, — Сказал Хайр Мардпет. — Самвел, этот благонравный и меланхоличный юноша, строг и великодушен, как его отец. Из персидских юношей не тронут ни один. С мальчиками он не захотел биться. Сами юноши мне рассказывали, что когда люди Самвела, как звери, разбрелись по острову, убивая наповал каждого встречного, мальчикам они предоставили возможность бежать.

— Вызывает недоумение то, что не найдена лошадь убитого, — заметил полководец Карен.

— В этом нет ничего удивительного, — ответил Хайр Мардпет. — Быть может, кто-нибудь из людей Самвела во время общего смятения сел на нее и ускакал.

— Весьма возможно, — сказал полководец Карен. — Со мной случилось то же самое. Никогда, ни в одной войне я не терял своего коня, а на этом острове потерял. Можете себе представить, как? Мне встретился дядька Самвела, это вероломный старик, которого зовут Арбак. С неожиданной дерзостью он напал на меня и ударом копья убил коня. Я оказался пешим. Мне оставалось только одно — выбить его из седла и воспользоваться его лошадью. Но он с такой яростью единоборствовал со мной, что, только отправившись на тот свет, оставил мне своего коня.

Карен стал подробно описывать свое единоборство с Арбаком. В его рассказе, кроме бесстыдного вранья, значительное, место было уделено самохвальству. Каким обманным способом ему удалось захватить лошадь старого Арбака, читателю уже известно. Возвращение Карена в стан на чужом коне было достаточным доказательством того, что он в этой схватке не проявил никакой доблести.