Йорам Канюк - «Эксодус». Одиссея командира

Как раз в это время в самом разгаре была Пятая алия [34] Пятая алия — волна эмиграции евреев в Палестину, начавшаяся в 1929 году и закончившаяся с началом Второй мировой войны. , однако арабам не нравилось, что в Палестину течет нескончаемый поток иммигрантов («Если там у них горит дом, — говорили они, — то почему они бегут в наш двор?»), и они подняли так называемое «великое восстание», ставшее первой главой многолетней войны между арабами и евреями, которая продолжается по сей день.

Ицхак Садэ прибыл в Иерусалим, чтобы создать боевую организацию нового типа, и в лице Йоси и его товарищей он нашел именно тех бойцов, которых искал.

Как-то раз одному из друзей Йоси, веселому дикарю, чуть постарше его самого, Исраэлю Бен-Иегуде по прозвищу Абду — личности сильной, но весьма вспыльчивой — сообщили, что к ним должен приехать новый командир по имени Ицхак Ландоберг, который имеет обыкновение наносить неожиданные визиты.

— Ну вот что, — сказал Абду Йоси, — передай этому Ландобергу, что, если он появится здесь без предупреждения, когда на посту буду стоять я, то получит пулю в лоб.

На следующий день Садэ позвонил и сказал, что ему стало известно об угрозе получить пулю и поэтому он заранее извещает о своем прибытии. На это Абду ответил, что высылает ему навстречу человека, поскольку в округе есть мины. Повесив трубку, он подмигнул товарищам и сказал:

— Мины, как же… Ничего-ничего, пусть подергается.

На встречу с Садэ отправился Цви Спектор, но через некоторое время он вернулся и сказал, что хоть и видел Ландоберга, который показался ему каким-то странным и неуклюжим, однако прибудет тот чуть позже, потому что арабы перешли в атаку, и он остался с ребятами, чтобы помочь им обороняться.

Всю ночь они прислушивались к доносившимся издалека звукам боя и уснули только под утро, но вскоре их разбудил дежурный и доложил, что в расположении замечен какой-то странный священник. А поскольку незадолго до этого разведка донесла, что священники из находящихся в округе церквей и монастырей поставляют арабам разведывательную информацию и даже снабжают их продуктами, Абду, Цви и Йоси, забыв обо всех правилах предосторожности (которые иногда так приятно нарушать), решили отправиться посмотреть на подозрительного священника лично.

Они обнаружили его в районе каменоломни, но когда с оружием наперевес подошли поближе, Цви воскликнул:

— Да какой же это священник? Это же Лунсберг!

— Ландоберг, — поправил его Садэ с улыбкой.

Когда же Абду стал выговаривать ему за то, что тот шляется по местности, не предупредив их о своем прибытии, тот вежливо его выслушал и спросил:

— Значит, ты и есть тот самый Абду, который хочет меня убить? Между прочим, я гуляю здесь уже с раннего утра.

Когда они вошли в дзот, Садэ посмотрел в амбразуры и сказал, что обзор плоховат и что это дает большое преимущество врагу, а потом начал читать им длинную лекцию о стратегии и тактике. И хотя поначалу они слушали его с недоверием, но постепенно обаяние личности Садэ сделало свое дело, и лед недоверия растаял. Ведь раньше с ними никто никогда так не разговаривал.

С этого и началась история отряда, который романтик Садэ назвал «Нодедет» [35] Название «Нодедет» можно приблизительно перевести как «Кочевники». и который, по сути, стал прототипом будущих «летучих» подразделений ЦАХАЛа. Йоси, которого из-за его юного возраста и красивой внешности прозвали всеобщим любимчиком, задумчивый и начитанный Цви Спектор, к которому все в их компании относились, как к отцу, отчаянный лихач Абду, а также умный и молчаливый Ицхак Хекер — все они с этого момента стали солдатами Садэ, поставившего перед собой задачу создать сплоченную команду умных и смелых бойцов, которая будет заниматься защитой населенных пунктов, расположенных в районе Иерусалима.

По ночам Садэ водил их, как он выражался, «гасить свет в арабских деревнях». «Разве это справедливо, — восклицал он, — что мы вынуждены сидеть в темноте, в то время как арабы сидят себе спокойненько при полном освещении, да еще нас же и обстреливают?»

«Хватит нам уже отсиживаться в дзотах и окопах, — говорил он. — Мы должны устраивать погромщикам засады. Вместо того чтобы сидеть и ждать, пока они придут к нам, мы будем выдвигаться им навстречу. Нас, конечно, маловато, но ночь сделает нас сильнее. Арабы хорошо знают эти места; чувство ориентации на местности у них намного превосходит наше; они умеют ускользать и прятаться, и они хорошие воины. Однако наше преимущество будет состоять в том, что мы будем подкрадываться к ним незаметно, под покровом темноты, и наносить им внезапные удары. Если ты маленький, ты должен быть проворным, хитрым и смекалистым, а главное — отчаянным».

Евреев, родившихся в Палестине, Садэ воспринимал как своего рода историческое чудо. В его глазах они были чем-то вроде воскресших героев Танаха, которые, в отличие от вечно сгорбленных евреев диаспоры, ходили, гордо расправив плечи. Однако сам он был человеком неуклюжим и грузным, и, когда шел, его топанье можно было слышать за километр. Плюс к тому, у него было слабое зрение. Неудивительно, что иногда Йоси и его друзьям казалось, что это какой-то случайно затесавшийся в их ряды поэт. Тем не менее командиром он был просто замечательным.

Он имел привычку спать голым, а по утрам делал зарядку и обливался холодной водой. Он мог часами говорить о стратегии и тактике, но вместе с тем умел и молчать как рыба. Он мог быть обаятельным и открытым, но иногда погружался в себя и становился необщительным. Когда же он передавал им свой богатый опыт, накопленный во время революции в России и в период жизни в Палестине, то иногда рассуждал, как философ, а иногда превращался в настоящего поэта.

Он учил их, что звук внезапного выстрела способен достичь на открытой местности большего эффекта устрашения, чем пуля, попавшая в цель. Что дождь, который падает тебе на голову, падает и на голову твоего врага тоже. Что у маленького народа, живущего в маленькой стране, второго шанса может и не быть. Что такому народу некуда отступать из окопов, которые поэт Альтерман называл «окопами нашей жизни». И еще он учил их, что хотя все они и служат своему народу, однако никакого вознаграждения за это не получат. Да и в самом деле, от кого они могли его получить? Ведь государства, которое могло бы их вознаградить, тогда еще не существовало. И государственной казны тоже…

Когда до Абду, Цви Спектора и Йоси дошли слухи о прокатившейся по Иерусалиму волне убийств — убийстве евреев в Старом городе, убийстве сторожа возле Гиват-Шауля, поджоге яслей в районе Бака и убийстве трех евреев на площади Эдисона, — они загорелись желанием отомстить и, не сказав никому ни слова о своих намерениях, взяли оружие и отправились к Яффским воротам. По их предположению, именно в Старом городе следовало искать банду, которая совершила все эти убийства и которую они планировали уничтожить. Однако там было слишком много английских солдат, и им пришлось на ходу изменить свой план. Сначала они поехали в Абу-Гош [36] Абу-Гош — деревня неподалеку от Иерусалима. и бросили несколько гранат в кафе, где сидела компания арабов (впрочем, эти гранаты хоть и вызвали панику, но никого не убили), а потом обстреляли арабских крестьян, работавших в поле возле деревни Колония — той самой, выходцы из которой в свое время устроили резню в Муце. За это всех троих отдали под трибунал. Но поскольку «Хагана» в них нуждалась, Садэ закрыл на их проступок глаза, и вскоре они вернулись служить под его началом. Таким образом, формально все закончилось для них хорошо. Тем не менее кое-чему эта история их все-таки научила. Правда, неизвестно, раскаялись они в содеянном или нет — не исключено, что, скорее, они были раздосадованы тем, что потерпели неудачу, но в любом случае они поняли, что злость и жажда мести способны даже хорошего воина сделать весьма уязвимым и могут стать его ахиллесовой пятой.