Йорам Канюк - «Эксодус». Одиссея командира

Утром, когда о корпус корабля с силой бились волны, родился второй ребенок, однако из-за сильной качки тяжелая дверь каюты, где лежала роженица, неожиданно сорвалась с петель и раздавила младенца насмерть. К тому времени Йоси успел навидаться всякого, однако вид мертвого ребенка потряс его так сильно, что он сам этому удивился. Он и представить себе не мог, что на «Анне» кто-то умрет, и уж тем более что это будет новорожденный младенец. «Какой кошмар, — думал Йоси. — Мало того что эта женщина пережила Освенцим, так теперь она еще и потеряла ребенка». Несколько минут он молча стоял возле нее, как будто пытаясь взять на себя ее боль, но надо было позаботиться о похоронах, и он обратился за помощью к одному из находившихся на борту раввинов. К его удивлению, тот сказал, что ребенка нужно сначала обрезать. Йоси решил с ним не спорить, но для этого следовало сначала дать ребенку имя, а сделать это было некому. Ни его рыдавшая мать, лежавшая в медпункте на раскачивавшемся столе, ни убитый горем отец не могли говорить. А тут еще пришел второй раввин и затеял с первым спор. Если первый настаивал на обрезании, то второй заявил, что младенец прожил слишком мало и, согласно галахе [66] Галаха — еврейское религиозное законодательство. , его не надо ни обрезать, ни даже читать по нему заупокойную молитву, кадиш. По мнению Йоси, это было возмутительно.

Решили похоронить ребенка в море, но сделать это не днем, а ночью, потому что при свете дня это было бы слишком тяжелым зрелищем.

Ближе к полуночи кто-то принес пустой ящик из-под консервов. Его вымыли, положили в него ребенка и заколотили. Пришел третий раввин и подтвердил, что в отпевании нет нужды, поэтому похороны были короткими и скромными. Из родителей ребенка присутствовал только отец. Его всего трясло. Мать, которая с момента смерти ребенка не переставала рыдать, на палубу не вышла. По просьбе Йоси капитан судна появился в парадной форме. Йоси обернул ящик бело-голубым флагом и обвязал его якорной цепью. Отец, который был верующим, не удержался и все-таки произнес кадиш. Все плакали. Йоси ужасно волновался и на какое-то мгновение даже потерял самообладание. «Кто я такой? — вдруг подумал он. — По какому праву я все это делаю?» Однако он взял себя в руки, подождал, пока поднимется большая волна, в полной тишине отдал честь, приказал двум матросам положить ящик на доску, которую свесили за борт, и ящик полетел в море.

Вблизи Пелопоннеса погода улучшилась, но на самом подходе к полуострову, когда они огибали многочисленные островки, началась еще одна буря. «Анну» снова стало сильно раскачивать, и пришлось снизить скорость до четырех узлов. Однако ветер и волны стали сносить ее к берегу, и она полностью потеряла управление. Видя, что сделать ничего нельзя, капитан и матросы побледнели от страха.

Четыреста парней и девушек, пересевших на «Анну» со «Святой», сгрудились на палубе и в бессильном ужасе смотрели на то, как корабль приближается к своей погибели, не в силах противостоять разбушевавшейся стихии, а Йоси, с воспаленными от ветра глазами, стоял на капитанском мостике и с горечью думал о том, что, если корабль разобьется о скалистый берег, как это произошло со «Святой», он ничем не сможет помочь ни этим молодым ребятам, ни большинству других пассажиров, среди которых были старики, больные, беременные женщины и дети. Он знал, что на судне нет спасательных жилетов, большинство пассажиров не умеют плавать, а шлюпок едва ли хватит даже на несколько сот человек.

Чтобы хоть как-то подбодрить людей, он попросил женский оркестр мандолин, созданный за несколько дней до этого, что-нибудь сыграть, и женщины — а многих из них тошнило от сильной качки — послушно выползли на палубу и заиграли.

Дул сильный ветер. Одна из женщин потеряла сознание и упала. От очередного порыва ветра рухнула лебедка. Два матроса попытались ее поднять, но у них ничего не получилось. Мальчика, бегавшего по палубе, ударило канатом.

Как щепка, увлекаемая сильным течением, «Анна» неуклонно приближалась к скалам, которые все больше увеличивались в размерах, и становилось ясно, что конец уже близок. Перед лицом стихии люди на корабле были бессильны. Им предстояло погибнуть возле овеянных легендами греческих островов и вблизи Спарты — о ее вождях, их войне с афинянами и прочих славных сражениях Йоси узнал, когда в первый раз оказался в Греции.

И тут, как в какой-нибудь старинной сказке, случилось чудо. На рассвете направление ветра, гнавшего «Анну» к берегу Пелопоннеса, вдруг резко изменилось и корабль, который вот-вот должен был разбиться о скалы, мягко развернуло и понесло в открытое море. Когда же солнце приблизилось к зениту, ветер ослабел, качка прекратилась и судном снова можно было управлять. В результате «Анна» благополучно миновала Пелопоннес и поплыла дальше на восток, а обрадованные пассажиры, которые во время бури в страхе сидели в трюме, откуда им было приказано не высовываться, с шумом высыпали на палубу, и на корабле возобновилась обычная жизнь: снова заиграл оркестр, люди пили воду и мирно беседовали, а возле туалетов выстроились длинные очереди.

Как только Йоси вышел на палубу, его сразу же окружила стайка детей, которые выросли в Освенциме и других лагерях. Он видел, что им очень хочется сойтись с ним поближе и они осторожно пытаются его «прощупать», «испытать на прочность». Пережитый во время бури страх пробудил у них тяжелые воспоминания, которые они отчаянно пытались забыть и загнать вглубь, и теперь им хотелось поделиться этими воспоминаниями со своим приехавшим из далекой Палестины командиром. Они знали, что он не такой, как они, он не был для них полностью «своим», но каким-то образом ему все же удалось завоевать их симпатию, и внутреннее чувство подсказывало этим научившимся выживать в нечеловеческих условиях сиротам с обугленными судьбами, что ему можно доверять. Им было важно, чтобы хоть один человек на свете, который не побывал там, где выпало побывать им, понял, что они чувствуют.

Сквозь облака пробивались редкие лучи солнечного света. Один из мальчиков сел на парапет и рассказал, что, когда немцы уничтожали их гетто, детей, которых он знал по школе, убили электрическим током. Другой мальчик сбивчиво поведал о том, как на его глазах директору школы, проходившей мимо женщине и целому классу учеников разбили головы о тротуар; как девочка по имени Ханка кричала: «Мне семь лет! Не убивайте меня!»; и как немец, засмеявшись, заставил ее поцеловать труп мертвой матери, а потом задушил. Третий же мальчик рассказал, что в местечке Серник, возле Минска, немцы натравили на них ротвейлеров, специально натренированных, чтобы убивать людей; что гестаповцы развлекались, бросая детей в колодцы, а мальчишки из гитлерюгенда поставили Ицхака, Мишку и еще нескольких детей возле стены и стали стрелять по ним как по мишеням.