Йорам Канюк - «Эксодус». Одиссея командира

Перед ними расстилалась Хайфа. На крышах домов было множество людей. «Кнессет-Исраэль», на котором не было уже ни топлива, ни продовольствия, ни воды, издал последний стон и пришвартовался. Эсминцы причалили вплотную к нему.

Пристань буквально кишела десантниками, полицией и арабскими гафирами [72] Гафиры — арабские дружинники, помогавшие полиции Британского мандата. .

Англичане потребовали спустить трап, но Йоси отказался. Тогда из громкоговорителя послышался приказ «В атаку!». Десантники приставили к корпусу корабля лестницы и полезли по ним на палубу, но пассажиры стали эти лестницы отталкивать и сбрасывать солдат в воду. Люди были настроены очень решительно и сопротивлялись яростно. Все злость и отчаяние, которые накопились у них в течение двадцати трех дней путешествия по Виа Долороса [73] Виа Долороса (Скорбный путь) — дорога, по которой Иисус Христос шел на Голгофу. , прорвались сейчас наружу, как пар. Они были словно охвачены безумием. Три десантных роты, одна за другой, штурмовали корабль, но безуспешно.

Слева от них пришвартовался корабль «Эмпайр-Хайвуд», который использовался для высылки репатриантов на Кипр. Затем к пристани подошло еще одно судно. На его борту было много английских матросов. «Где же представители Сохнута?» — недоумевал Йоси.

С берега послышался еще один приказ немедленно начать высадку пассажиров, а затем последовала очередная атака. Однако она тоже захлебнулась, и наступило временное затишье, во время которого и Йоси, и англичане лихорадочно думали, что делать. Передышка оказалась недолгой. Вскоре был дан сигнал перейти ко второму этапу операции, и на палубу «Кнессет-Исраэль» полетели сотни газовых гранат. Люди на палубе, а их там было около полутора тысяч человек, стали задыхаться. Но самое ужасное началось, когда несколько гранат закатились в трюм. Там находилось две с половиной тысячи пассажиров, среди которых были грудные младенцы, больные и старики, и началась паника. Давя друг друга, задыхаясь и кашляя, люди, словно огромный пчелиный рой, ринулись к лестницам, чтобы выбраться наружу и глотнуть воздуха, но, когда они вылезали на палубу, на них обрушивались все новые и новые гранаты.

От газа у людей слезились глаза, жгло тело, волосы словно горели огнем, однако сопротивление не прекращалось. Снова и снова десантники в противогазах и касках приставляли к корпусу корабля лестницы, пытаясь взобраться на палубу, но пассажиры с обожженными легкими и кожей сражались, как львы. В солдат летели консервные банки, железки, гвозди — все, что только можно было найти на корабле.

Неожиданно загрохотали автоматы, и на палубу обрушилась новая партия газовых гранат. Одна из них закатилась в отсек, где жили матери с грудными детьми. Женщины истошно завопили. Йоси схватил гранату и бросил ее через открытый люк в воду. Снаружи послышался взрыв.

«Кнессет-Исраэль» был окутан дымом, а в нескольких местах начался пожар. Некоторые пассажиры не выдержали и стали с воплями прыгать за борт. Однако рядом, точно хищники, подстерегавшие добычу, дежурили сторожевые катера, и, когда люди, пролетев двенадцать метров, падали в воду, их вылавливали и арестовывали.

Разумеется, банки с сардинами мало подходили для того, чтобы противостоять автоматам и газовым гранатам, и в конце концов англичане начали одолевать. Сначала с окутанного дымом и газом корабля стали силой стаскивать людей, находившихся на палубе, а затем и тех, кто сидел в трюме. Некоторые из пассажиров, выйдя из трюма, теряли сознание сразу, а некоторые падали в обморок, когда сходили на берег. У многих были ожоги. Люди продолжали задыхаться. Ожесточившись, солдаты избивали их и тащили сначала к установкам для дезинфекции, а затем на депортационные корабли.

От выхода в город их отделяло всего двести метров. Некоторые ухитрялись вырваться и бросались целовать грязный хайфский причал, по которому им удалось сделать всего несколько шагов, но их снова хватали и пинками гнали к кораблям.

И тут вдруг на капитанском мостике, в клубящемся дыму, появилась печальная девушка со старой гитарой в руках, та самая, у которой на груди была вытатуирована надпись Feldhure А.13652 , и с таким видом, словно творящийся вокруг кошмар ее совершенно не касается, села и запела «Спи долина, спи прекрасная страна». К ней подскочили солдаты и стали ее избивать, но она продолжала сидеть и петь. С одного из английских эсминцев по ней открыли огонь, но она по-прежнему сидела и пела. Кстати, ни одна из пуль в нее так и не попала. Возможно, потому, что на ее теле уже не было места для ран…

К этому моменту в бою с англичанами погибло уже двое из пассажиров «Кнессет-Исраэль», но армия ишува так и не пришла к ним на помощь. Нескольким тысячам человек, обожженным и задыхающимся от газа, пришлось сражаться с молодыми, красивыми и крепкими английскими парнями практически в одиночку.

Когда англичане полностью взяли корабль под свой контроль, с него сняли последних пассажиров — стариков и женщин с маленькими детьми. На депортационных кораблях их встречали английские офицеры, которые предлагали им печенье и воду, но делали это с выражением ненависти и отвращения.

На Кипр бывших пассажиров «Кнессет-Исраэль» выслали на трех кораблях, сильно напоминавших загоны для скота и обтянутых сверху металлической сеткой. На одном из этих «загонов» оказался и Йоси. Кроме него, там было еще тысяча четыреста человек. Когда производилась посадка, он затесался в толпу и прошел на борт судна незамеченным. Англичанам страшно хотелось арестовать командира «Кнессет-Исраэль», но им даже в голову не приходило, что молодой человек в кожаной куртке, русской шапке-ушанке и сапогах и есть тот самый командир, которого они так усердно разыскивали.

Депортационные корабли вышли из хайфского порта уже ближе к вечеру. Йоси стоял на палубе одного из них и сквозь сетку смотрел на удалявшуюся гору Кармель. На горе один за другим, как звездочки, зажигались огоньки, и казалось, что она усеяна плачущими алмазами.

На судне царила страшная теснота. В воздухе стоял кислый запах пота, смешанный с запахами поношенной, давно не стиранной одежды и нафталина, и Йоси подумал, что, наверное, именно так и должна пахнуть застарелая, засохшая от времени, заскорузлая человеческая боль. И вдруг посреди всей этой тесноты, отчаяния и тоски, точно хрупкий и слабый лучик надежды, снова послышался голос печальной девушки со старой гитарой в руках и с татуировкой Feldhure А.13652 на груди. «О Киннерет мой…», — запела она и внезапно, после короткой паузы вместе с ней, сначала шепотом, а затем во весь голос, на палубе и в трюме, запел весь корабль. Все тысяча четыреста человек. Тысяча четыреста несчастных, плывших по бесшумному морю на этом тихоходном корабле-загоне, который все больше и больше удалялся от мерцавших вдалеке огоньков горы Кармель и от страны, в которую им так и не удалось попасть. Они пели и плакали.